Проклятие её моря. Карина де Сантис

ее спектаклю подошел слишком неожиданно и неприятно. Правде было суждено прорваться наружу, обнажив всю ее гнилую сущность. Сущность трусихи и лгуньи.

      До того, как Леон отдал приказ о ее заточении, Адель успела дважды ударить Хортенсию по лицу. Она еще что-то твердила о лжи тогда, но Обри было настолько все равно, что она ничего не запомнила и даже не попыталась хоть как-то отстраниться от физической расправы, начавшейся, вероятно, из-за переизбытка эмоций.

      Кто-то оттащил беснующую Адель от нее подальше, а команда, беспрекословно подчинившаяся квартирмейстеру, будто капитану, увела Обри в карцер. Во тьму и одиночество, достойной такой суки, как она.

      Конечно, она сопротивлялась. Брыкалась, извивалась, наносила удары, но что может сделать раненая и ослабшая девушка против четверых мужчин? Да, пусть они тоже были ранены и ослаблены, но они брали количеством, а не силой. Потому им не составило труда скрутить ей руки и буквально утащить в трюм корабля, запирая в камере. Лишь там Хортенсия перестала оказывать сопротивление, позволяя закрыть себя.

      Ей бы хотелось думать, что команда обошлась с ней подобным образом лишь из… уважения? Уважения к тому, с каким упорством она стремилась быть справедливой по отношению к каждому из своих людей. Как она стремилась защищать их всех. Как выкупала на волю тела проданных женщин, чтобы потом видеть их улыбчивые лица на борту.

      Лишь из возможного уважения эти люди не убили ее на месте, а сохранили жизнь, чтобы решить дальнейшую судьбу своего капитана.

      Хортенсии было горько думать обо всем этом. Первые пару дней она и вовсе не могла отделаться от мысли о том, что все повторяется. Команда ее отца, после того, как Фред Обри покинул этот мир, была готова упечь ее в монастырь, с легкостью избавляясь от девчонки, которую каждый из них чему-то да научил. Одни учили ее ставить паруса, другие – прокладывать маршруты. Одни учили ее выпивать ром, другие – заковыристо ругаться. Каждый из них носил ее на руках, учил ходить, кормил и играл. Каждый из ублюдков отца чему-то научил ее. А после, каждый из тех, кто вложил в нее частичку себя, без зазрений совести решили – от девчонки надо избавиться. Им, серьезным и бездушным мужикам, после смерти капитана было не с руки опекать его дочь. Проще всего было пойти по пути наименьшего сопротивления.

      А теперь команда, которую она сама собрала, часть из которой собственноручно убила, за которую робела и которую ругала, была готова избавиться от нее, как ублюдки отца. По неясной причине, все повторялось. И это ранило сильнее, чем любой удар клинком.

      Хортенсия вновь чувствовала себя преданной.

      Вот только теперь она не могла схватить за руку Адель и кинуться вместе с ней вглубь Пиратских Убежищ, чтобы принять самое невероятное решение в своей жизни. Теперь Адель тоже была против нее. Подруга, чьи побои она сносила в детстве, ради которой воровала вещи у торговцев и за которую была готова разделать мир на куски, отвернулась от Чайки.

      Естественно, капитан осознавала, что это исключительно ее вина. Ей стоило сразу, после проклятого шторма, рассказать обо всем подруге, сразу, еще до спуска под воду, явить на свет