Горит камыш. Евгений Рудашевский

пятая. Тайна мемориальной парты

      Пробиваясь через грязные стёкла, солнечный свет ложился на учительский стол и делал покрывавшую его пыль различимой. В тенях между партами на старом линолеуме угадывались чёрные пятна затоптанной жвачки, чёрные прорехи и оставленная подошвами располосица – тоже чёрная. В дальнем углу томился разлохмаченный веник. Под меловой доской стояла бутылка для полива горшочных растений. Вода, оставив белёсый налёт, испарилась. Горшки с растениями на лето перекочевали в учительскую, но в щели закрытых окон просачивался уличный воздух, и духоту классной комнаты, несмотря на стойкий запах дээспэшного шкафа, смягчали ароматы цветущих васильков.

      На задней стене, пряча отслоившуюся штукатурку, висела карта ста тридцати семи забойных котлов, из которых усилием сотен тысяч съехавшихся со всей страны землекопов народилась Большая Покровская засечная черта. Рядом висела схема её маточного котла с наглядным цветовым разделением на зелёную, жёлтую и красную зоны. Мультяшными значками на схеме были обозначены пункты постоянной дислокации землекопов, насосные станции, вышки обвального дозора, оплоты тревожной группы, полевые кухни и постовые будки КПП – их точное расположение с прошлого года требовалось указывать на экзаменах по истории. Под потолком висели обобщённые карты засечных черт прошлого, не раз останавливавших заразу и потому прославленных. Среди них, разумеется, выделялась Великая Верхнерецкая, с которой сейчас если не по масштабу, то по значимости равняли Большую Покровскую черту.

      Из пятнадцати парт в классной комнате семь были переделаны в мемориальные. Переделка свелась к тому, что на столешницу наклеили соразмерную биографическую наклейку, а переднюю панель выкрасили в землистый цвет и отметили надписью «Пока мы помним прошлое, у нас есть будущее», но парты всё равно считались мемориальными, и учиться за ними надлежало с удвоенным рвением, чтобы не оскорблять памяти сидевших здесь в свои школьные годы землекопов. Подгонять слабых учеников получалось не всегда, и учителя придумали рассаживать учеников в зависимости от успеваемости. Отличникам доставались парты наиболее выдающихся выпускников, чьи имена встречались и на общем транспаранте в школьном вестибюле, и на памятных табличках в сквере неподалёку от городского морга.

      Наклейку для столешницы заказывали стандартную. Слева красовалась портретная фотография землекопа в защитном костюме, указывались полное имя, служебное положение, годы жизни и годы, когда землекоп сидел за отмеченной его именем партой. Справа приводились полученные им награды, а также печатались детские снимки, обложки любимых книг и всё прочее, что там умещалось, и если с наградами было туго, то умещалось многое. По центру наклейки шло краткое жизнеописание землекопа с обязательным упоминанием об «активном участии в школьной самодеятельности», «отличиях в спортивных секциях», «поощрениях благодарственными письмами за подписью директора школы», дисциплинированности, порядочности и «постоянном нахождении в окружении сверстников». Несколько строк в конце отводилось занимательным