Лера. Сергей Нижегородцев

под дых. Вот они с Лерой держатся за руки. Вот праздничный торт со свечками. Вот бабочка, которую они вместе видели в парке.

      Последний рисунок заставил его замереть. Качели – две верёвки и дощечка между ними. Рядом – маленькая фигурка в платье с косичками. Олег медленно перевернул лист. На обороте детским неровным почерком было написано: «Это мы с папой. Я жду, пока он вернётся».

      Он положил рисунок на стол, отвернувшись. Не глядя. Не позволяя себе задуматься о том, что могли значить эти слова тогда. И что они значат сейчас.

      Олег нашёл себя стоящим в ванной, руки упёрты в холодный фаянс раковины. Он поднял глаза и встретился взглядом с собственным отражением. Потускневшие серые глаза смотрели устало, почти безжизненно. Щетина неровно покрывала впалые щёки – когда он в последний раз брился? Неделю назад? Две?

      Лампочка над зеркалом мигнула, на мгновение погрузив комнату в темноту. Когда свет вернулся, Олег вздрогнул – человек в зеркале казался чужим. Незнакомцем с его лицом.

      – Ты с ума сходишь, – прошептал он отражению. – Надо выкинуть этот телефон к чёрту.

      Слова прозвучали твёрдо, но руки предательски дрожали. Он включил воду, плеснул в лицо. Холодные капли стекали по щекам, по шее, за воротник рубашки. Олег потянулся за полотенцем и замер.

      В зеркале, за его спиной, что-то шевельнулось. Тень. Силуэт. Мимолётное движение на границе видимости.

      Сердце пропустило удар. Олег резко обернулся, чуть не поскользнувшись на мокром кафеле.

      Никого.

      Только пустая ванная комната с облупившейся краской на стенах и старой чугунной ванной на гнутых ножках. Занавеска для душа слегка колыхалась – должно быть, от сквозняка.

      Он медленно выдохнул, только сейчас осознав, что задержал дыхание. Снова посмотрел в зеркало – теперь там был только он. Усталый мужчина с мокрым лицом и затравленным взглядом.

      – Просто сквозняк, – сказал Олег вслух, будто надеясь, что произнесённые слова сделают их более правдивыми. – Старый дом. Здесь везде сквозняки.

      Он вытер лицо полотенцем, стараясь не думать о том, что в доме все окна были закрыты. И о том, что занавеска двигалась не как от ветра – а словно кто-то только что отступил за неё.

      Вечерело. Олег стоял перед телефоном, как перед алтарём. Старый дисковый аппарат висел на стене, чёрный и тяжёлый, будто ворон на ветке. Несколько раз он протягивал руку и отдёргивал, не решаясь прикоснуться.

      Где-то в доме скрипнула половица. Олег вздрогнул, но не обернулся.

      Наконец, собравшись с духом, он снял трубку. Пластик был холодным, почти ледяным. Поднёс к уху – ни гудка, ни шороха. Мёртвая тишина, как в могиле.

      – Если ты меня слышишь… – голос дрогнул, он сглотнул и продолжил тише, почти шёпотом, – скажи, кто ты на самом деле.

      Олег замер, вслушиваясь в пустоту на другом конце. Только собственное дыхание, тяжёлое и прерывистое, отдавалось в ухе. Секунды растягивались в вечность. Он ждал – чего угодно: шороха, вздоха, того самого голоса.

      Ничего.

      Медленно,