По ту сторону рифта. Питер Уоттс

до сотни светосекунд.

      Полоса посреди визира «Эри» разъезжается и поглощает раздвоившуюся картинку. На мгновение звезда заполняет весь бак, заливая мостик багряным светом. Затем съеживается, словно выеденная изнутри.

      Изображение несколько размыто.

      – Можешь убрать шум?

      – Это не шум, – докладывает Шимп. – Это пыль и молекулярный газ.

      Я моргаю.

      – Плотность?

      – Ориентировочная – сто тысяч атомов на кубометр.

      На два порядка выше нормы, даже для туманности.

      – Почему такая высокая?

      Если в некоем гравитационном поле удерживается столько материи сразу, то мы должны были это засечь.

      – Не знаю, – рапортует Шимп.

      У меня есть нехорошее чувство, что уж я-то знаю.

      – Расширить поле обзора до пятисот светосекунд. Усилить условные цвета в ближнем инфракрасном.

      Космос в баке затягивает зловещая мгла. Крошечное Солнце в центре, размером уже с ноготь, сияет ярче прежнего; раскаленная жемчужина в мутной воде.

      – Тысяча светосекунд, – приказываю я.

      – Вот оно, – шепчет Дикс.

      По краям дисплея вновь разливается космос как он есть: темный, ясный, первозданный. А 428-я устроилась в сердце тусклой сферической оболочки, какие в общем-то не редкость, – это сброшенные обноски звезд-компаньонов, которые в судорогах расшвыривают газ и радиацию на целые световые годы. Только 428-я – не ошметок какой-нибудь новой. Это красный карлик – мирный, среднего возраста. Заурядный.

      Не считая того факта, что он маячит ровнёхонько в центре разреженного газового пузыря диаметром в 1,4 а.е. И того, что этот пузырь не разжижается, не рассасывается, не истаивает понемногу в беспроглядной космической ночи. Нет: или с дисплеем какие-то серьезные неполадки, или эта небольшая сферическая туманность расползается примерно на 350 светосекунд от центра, а потом попросту останавливается, и ее граница обозначена с четкостью, на какую природа не имеет права.

      Впервые за тысячи лет мне не хватает моего кортикального кабеля. У меня уходит целая вечность, чтобы саккадами[7] набрать запрос на клавиатуре в мозгу и получить ответ, который мне и без того уже известен.

      Наконец данные возникают.

      – Шимп. Увеличь яркость условных цветов на 335, 500 и 800 нанометрах.

      Оболочка вокруг 428-й вспыхивает, словно крылышко стрекозы, словно переливчатый мыльный пузырь.

      – Это прекрасно, – в благоговении шепчет мой сын.

      – Это фотосинтез, – поправляю я.

      Феофитин и эумеланин, если верить спектру. В некоторых количествах присутствует даже подобие пигмента Кейппера на основе свинца – он поглощает рентгеновские лучи в пикометровом диапазоне. Шимп высказывает предположение, что это так называемые хроматофоры, разветвленные клетки с небольшим содержанием пигмента, – к примеру, частиц угольной пыли. Собери эти частицы в кучку – и клетка фактически прозрачна; распредели по цитоплазме – и она потемнеет, станет приглушать все проходящие через нее

7

Саккады – быстрые одновременные движения глаз. Как правило, непроизвольны, хотя при определенных условиях и поддаются сознательному контролю. Феномен саккад играет важную роль в романе Питера Уоттса «Ложная слепота».