Слушай, Германия! Радиообращения 1940–1945 гг.. Томас Манн

с начала войны снова и снова и, похоже, сопровождали ее на всех этапах. Поскольку известно, что господину Гитлеру и его приспешникам ничего не хотелось бы так сильно, как «мира» – такого, каким мы осчастливлены с момента его прихода к власти, – нетрудно догадаться об источнике этих «вбросов» и шевелений. Что им противостоит и на что им без сомнения придется наталкиваться в будущем – это вновь и вновь со всей ясностью и окончательностью сформулированное решение Англии и Франции не заключать мира с нынешним немецким режимом.

      Мне хотелось бы знать, каково немецкому народу принять к сведению такую данность. Изгнанный из его среды безграничным отвращением к нравственной и материальной разрухе, жертвой которой стал этот народ, отделенный от него тремя тысячами миль, напрасно спрашивает себя немец, о чем только думают его соотечественники, когда они делают все возможное для того, чтобы помочь победить этому погрязшему в злодеяниях, кровавому, нравственно ослепленному, презренному и совершенно недоговороспособному режиму – если только можно назвать победой то, что, будь оно даже достигнуто, никогда не будет принято миром, не приведет ни к какой стабильности и никогда не оставит в покое ни Европу, ни саму Германию.

      Никто не обманывает себя иллюзией, будто силам, которые вовлечены в достижение реального мира, будет легко не то чтобы «уничтожить» – это оборот глупый и бессодержательный – Германию, но привести ее в чувство, привести ее к самой себе и привлечь к той социальной работе, которая возложена на Европу, для которой она созрела, и которая не может быть выполнена без Германии. Только богопротивно-анахронический дух насилия немецких правителей стоит на пути выполнения этой задачи. Этот дух должен быть побежден, что, к сожалению, означает на практике, что побеждена должна быть Германия. Ибо мы стоим перед тем прискорбным фактом, что немецкий народ поддерживает тех, кто находится у власти, и (во время войны еще неколебимей, чем прежде) верит, что он должен сделать своим собственным делом то, что давным-давно является исключительно их делом, и вот уже шесть с половиной лет предоставляет все свои умения, силу, терпение, дисциплину, жертвенность в полное распоряжение жалкому дилетантизму своих правителей.

      Почему он это делает? Что за ложные представления о преданности и какое заблудшее ханжество побуждают его превращать свои великие качества в пьедестал для ничтожного выскочки? Приятно ли немцам составлять его свиту? Хорошо ли им в своей преданности? По душе ли им эта разновидность людей, которым злополучная, густо замешанная на обмане и мошенничестве фортуна позволила возвыситься до статуса хозяев народа? Это невозможно. Немецкий народ знает приличия, любит право и чистоту. «Закон» – слово, которое поэты любят связывать с его характером. Как же он выносит чуждую народу низость этих правителей? Их грязную жестокость и мстительность, то, что в их природе нет ни искры великодушия, их трусливую похоть измываться над слабыми, осквернять человеческую сущность,