Слушай, Германия! Радиообращения 1940–1945 гг.. Томас Манн

придать ей не меньшую, а на деле куда большую привлекательность новизны… В действительности невозможно переоценить ее витальность, ее ресурс омоложения, рядом с которым юношеский задор фашизма окажется не более чем гримасой»[2].

      Томас Манн придает «понятию демократии самый широкий смысл – куда шире политического значения этого слова, – связывая ее с самой человечностью, с идеей и абсолютом. <…> Демократия вневременно-человечна, и эта ее вневременность означает такую степень потенциальной молодости, которую достаточно даже просто представить и прочувствовать, чтобы она далеко превзошла своей привлекательностью любого рода, жизненностью, красотой все, чему отпущен лишь недолгий срок цветения»[3].

      Называя демократию «вневременно-человечной», а ее противника, фашизм, «временным явлением», писатель не упускает из виду, что и фашизм «имеет глубокие и, возможно, вечные корни в человеческой натуре, потому что сутью его является насилие. Его кредо – физическое и духовное насильничанье, в них он верит, их практикует, любит, чтит и превозносит, они для него даже не ultima, а prima ratio[4]… Насилие – это принцип, беспощадно создающий реалии, ему под силу все или почти все, и после того, как оно страхом подчинит себе тело, оно способно подчинить даже мысли, поскольку человек не в состоянии долго вести двойную жизнь: чтобы быть в гармонии с самим собой, он вынужденно приспосабливает свои мысли к тому, как его вынуждает вести себя внешний гнет»[5].

      Что ж, никакое государство, наверное, не может существовать без той или иной доли насилия, в том числе и давления, оказываемого на мысли, формирования дискурсов в общественном мнении. Это интеллектуальное давление называется пропагандой. И отличие демократии, подтверждение ее присутствия, пусть даже в слабой мере, состоит не в полном отсутствии такого давления, а в возможности противостоять пропаганде, открыто, без всякой оглядки, разоблачать ее, делая властный дискурс не единственным разрешенным в обществе. Этим противостоянием пропаганде, вскрытием ложных посылов ее логики, лжи, заключенной даже в формальной правде («потому что в жизни все зависит от того, кто высказывает правду: в иных устах и правда становится ложью»[6]) Томас Манн занимается в своих политических речах и статьях с 1938 по 1945 г. И, наверное, трудно найти писателя, который так мастерски, как он, владел бы искусством вскрытия противоречий, заключенных в идеологических посылах, свидетельство чему можно найти и в его гораздо более ранних текстах – например, в дискуссиях Сеттембрини и Нафты из романа «Волшебная гора».

      Главный пропагандистский посыл, который разоблачает Манн, это представление об экзистенциальной угрозе немецкой нации, исходящей от антигитлеровской коалиции, о том, «что немецкому народу придет конец, что с ним будет покончено навсегда, если только он не „победит“ в этой войне, то есть если он не будет через огонь и воду следовать

2

Mann Th. Vom zukünftigen Sieg der Demokratie // Mann Th. Essays. Bd. 4. Frankfurt-a-M.: S. Fischer, 1995. S. 215–217.

3

Mann Th. Vom zukünftigen Sieg der Demokratie. S. 217–219.

4

Последний… первый довод (лат.).

5

Mann Th. Vom zukünftigen Sieg der Demokratie. S. 218.

6

lbid. S. 233.