Пушкин.ЕХЕ: Сказка, которая перезагрузила время. Vade Vidok

ца первый алгоритм, Елисей вписал в кору дуба стихи-пророчество, Пушкин смешал чернила с наноботами.

      Мы назвали это сказкой.

      Кто мы? Зеркальные осколки, пытающиеся собраться в целое. Бегущие по петлям, словно белки в колесе времён. Каждый крик новорождённого – стон предка из прошлого цикла. Каждая смерть – вход в червоточину.

      Когда вы прочтёте эти строки, спросите себя: – Что тяжелее – яблоко с ядом или яблоко с правдой? – Может ли стих стать щитом против звёздного огня? – И главное – если все дороги ведут к озеру, зачем мы рисуем карты?

      Ответа нет. Есть только дуб у Лукоморья, чьи корни пронзают эпохи, и голос в ветвях, шепчущий на языке цифрового ветра: «Сказка ложь… но именно в этом её бессмертие».

      Начнём?

      Глава 1

      Космический корабль «Эпиметей»

      Орбита Земли, 1500 год (отсчёт астронавтов).

      Вселенная вздохнула – и выплюнула их в реальность.

      Корабль вырвался из подпространства с рычащим гудком, будто разрывая зубами ткань мироздания. Искры квантовых аномалий бились о корпус, как слепые мотыльки, оставляя на обшивке узоры из оплавленных рун. Капитан Зурган вцепился в кресло, чувствуя, как кости трещат под перегрузкой. За иллюминатором плясали остатки гиперпространственного тоннеля – фиолетовые спирали, скручивающиеся в ничто.

      – Стабилизация орбиты! – его голос утонул в рёве систем.

      «Эпиметей» вздрогнул, словно зверь, попавший в капкан. Нара, инженер с титановыми имплантами вместо левой руки, вбивала команды в терминал, её пальцы мелькали, как лезвия.

      – Гравитационные якоря активированы… Ещё три секунды…

      Свет погас. На миг всё замерло – даже воздух стал густым, как сироп. Потом экраны вспыхнули вновь, и Зурган увидел её.

      Земля.

      Не та зелёно-голубая жемчужина из учебников. Нет. Этот шар напоминал проржавевший часовой механизм: континенты – шестерни, покрытые шрамами выгоревших мегаполисов; океаны – маслянистая плёнка, переливающаяся свинцовыми бликами. Даже облака казались ядовитыми, сплетёнными из пепла тысячелетних войн.

      – Атмосфера… – Кай, геолог, прижался лбом к иллюминатору. Линзы его очков выдавали диагнозы планеты: уровень радиации, мутировавшие штаммы в воде, следы термоядерных ударов. – Как они вообще выжили?

      Зурган не ответил. Его взгляд цеплялся за детали: гигантский каньон, как трещина от Балтики до Чёрного моря, будто кто-то провёл ножом по глобусу, озеро идеально круглое, чёрное, с координатами 56.241889, 36.973812 на радаре и спутники – старые станции, обмотанные лианами технорастений, пульсирующих розовым светом.

      Воздух на мостике пах озоном и страхом. Фильтры, забитые космической пылью, шипели, как астматик. Зурган провёл рукой по панели управления – сталь была тёплой, почти живой.

      – Капитан… – голос Нары дрогнул. – На дне озера. Объект.

      Голограмма Земли сменилась сканом. Под илом лежал кристаллический гроб – шестигранная призма, излучающая слабый голубой свет. По краям виднелись структуры: слишком геометричные и слишком совершенные.

      – Это первый «Эпиметей», – Зурган сглотнул ком в горле. – Три тысячи лет назад он…

      Сирены взвыли. Экран погас, оставив в воздухе дрожащие руны: «ВИРУС В СИСТЕМЕ НАВИГАЦИИ. КАРАНТИН АКТИВИРОВАН»

      Кай вскочил, сжимая кулон с портретом женщины. – Лира предупреждала! Контакт с заражёнными хронослоями…

      Пол дёрнулся. Зурган ударился виском о стену. Последнее, что он увидел перед тем, как сознание поплыло – координаты озера. Они пульсировали красным, как сердцебиение.

      Где-то в глубинах корабля застонал двигатель. «Эпиметей» начал падение.

      Глава 2

      Зеркало мачехи

      Кремль, покои Лиры, 1500 год.

      Лира сидела у окна, сжимая «блюдце» – диск из сплава, холодный, как лёд далёкой луны. Запах горящего воска смешивался с терпким ароматом антоновских яблок, разложенных на дубовом столе. Закат лизал стены кремля, окрашивая их в цвет запёкшейся крови.

      – Свет мой, зеркальце… – её пальцы скользнули по поверхности.

      Голограмма ожила. На экране возникла Царевна – живая, смеющаяся, с ямочками на щеках, как у Лины. Её Лины. Ту, что умерла на Кварта-6, задыхаясь от «синдрома временного диссонанса».

      – Показать последнюю запись, – Лира выдавила из себя.

      Кадры замелькали: Кай в лесу, его рука на плече Царевны. Того самого плеча, которое когда-то носило шрам от плазменного ожога. Шрам, который Лира зашивала, пока он целовал её висок и шептал: «Мы улетим. Найдём новый дом».

      – Предатель, – она вонзила ноготь в яблоко. Сок брызнул на платье, оставив пятно, похожее на рану. – Ты выбрал куклу из плоти.

      Чернавка вошла без стука, лязгая суставами. Её кожа на сгибах треснула, обнажив стальные жилы.

      – Готово, госпожа. – Андроид протянула поднос с яблоками. –