Мачеха. Юлия Бесчетнова

ся неуместным среди общей тёмной палитры. Девочка шести лет наблюдала за происходящим из щёлки приоткрытой кухонной двери. Ей всегда казалось, что соседка недолюбливала маму, но по проблескам на краях глаз, скрывающихся за лёгкой чёрной вуалью, можно было догадаться, что слезы не прекращаются, а значит, ей горько. Майя потрогала свои сухие глаза и щёки, закрыла дверь и, пройдя из кухни в коридор, поднялась по лестнице на второй этаж. Она легла на кровать, уставившись в потолок, и начала беседовать сама с собой, пытаясь найти ответы на вопросы: «Почему у меня не льются слёзы? Я же очень любила маму и понимаю, что буду по ней очень скучать, так почему же я не плачу?». Ответа не нашлось. Звуки с нижнего этажа были странными: тихий перезвон столовых приборов, приглушённые разговоры, иногда прорывающийся всхлип – всё это создавало атмосферу тревожного беспокойства. Мелкие детали, такие, как шёпот дверей, скрип половиц и даже звук старых часов, казались особенно выразительными в этой скорбной тишине. Люди приходили и уходили, оставляя следы на полу – знаки следования по маршрутам. Отец открывал дверь, принимая слова соболезнования, (такие глупые, но такие нужные!), и провожал взглядом последних гостей.

      Майе надоело лежать, хотелось поговорить с отцом, узнать, как дальше будет продолжаться их жизнь. Она бесшумно шла по лестнице вниз, чувствуя босыми ногами прохладу деревянных досок. Не желая больше выносить сочувствующие объятия малознакомых людей, она остановилась на последних ступеньках и села, обняв колени руками, ожидая ухода последнего гостя. Наконец, дверь захлопнулась и наступила тишина, которую прервали громкие всхлипывания отца, который позволил чувствам захватить над ним власть в этой застывшем молчании скорбящего старенького дома.

      Слушать это было невыносимо. Майя прошла в гостиную в надежде успокоить отца. Золотые отблески светильников переливались с мягким светом свечей. Большие окна, на которых висели тяжёлые бархатные шторы кофейного цвета, открывали вид на сад, где листья багрово-жёлтых оттенков рдели под лёгким сентябрьским ветром. Рядом была стена, которую украшал внушительный книжный шкаф с томами классической литературы в кожаных переплётах. В центре комнаты, на мягком ковре с узором в пастельных тонах, располагался дубовый стол, окружённый кожаными креслами и диваном. На нём сидел отец Майи. Он перебирал страницы плотного альбома с фотографиями. На его лице отпечаталась горечь утраты. Девочка подбежала к отцу и утонула в его объятиях. Борода кололась, пахло сигаретным дымом и алкоголем, но Майе было так хорошо и спокойно в сильных руках отца.

      – Мама больше не придёт? – спросила Майя, слегка поглаживая пальчиком снимок, на котором они втроём наряжали ёлку на Новый год.

      – Нет, – сказал папа, еле сдерживая слезы, – но она всегда будет в наших сердцах. Мы никогда её не забудем. Однажды мы встретим её на небе. Сначала я, и после долгих счастливых лет, прожитых на земле, ты. Мы снова будем вместе, а пока мы побудем здесь с тобой, вдвоём.

      Он потрогал руки и ноги дочери, которые показались ему холодными, и попросил девочку сходить в комнату и надеть носки, обещая во время её отсутствия подогреть ужин и заварить свежего чая с лимоном. Девочка молча прошла в свою комнату, чем вызвала удивление у отца, уже приготовившегося уговаривать дочку.

      Суп, дымящийся в тарелке девочки, прибежавшей на кухню в белых пушистых носочках, был приготовлен соседкой из дома напротив: куриный бульон с домашней лапшой, свежими овощами и зеленью. Обычно на ужин был гарнир с чем-нибудь мясным или рыбным, но она подумала, что не стоит об этом говорить отцу: во-первых, она любила куриный бульон, а во-вторых, казалось, что отцу сейчас не до неё: он поглощал остатки алкоголя в стакане и молча смотрел в окно. Заметив на себе пристальный взгляд дочери и взглянув на стакан, он произнёс: «Это последний. Обещаю». Стакан опустел, и мужчина, собрав все бутылки алкоголя, пустые и нет, положил в мусорный мешок.

      – Я пойду вынесу мусор, хорошо?

      – А, может, погуляем?

      – Скоро стемнеет… А, впрочем, собирайся, но сначала доешь суп.

      Поразительно, как быстро и хорошо выполняют дети просьбы, когда перед ними маячит то, что им нужно. Через семь минут тарелка была почти пуста, заднюю часть нарисованного на дне единорога закрывала половинка кружочка моркови и небольшая полоска лапши. Девочка решила, что с неё хватит, слезла со стула и побежала в свою комнату.

      Майя надевала синие штанишки с начёсом, которые пришлось снять, так как она забыла избавиться от тёплых носков, и нога никак не хотела протискиваться сквозь отверстие в штанине. Вторая попытка надеть штаны оказалась удачной и, дополнив свой образ лёгким свитером и носками потоньше, она спустилась вниз, где у входной двери её ждал уже готовый к выходу отец. Густые каштановые волосы на голове папы были слегка тронуты сединой. Они спадали на плечи, придавая ему вид мудреца и защитника. Голубые глаза, как два бездонных озера, излучали доброту и заботу, особенно когда он смотрел на свою дочь. Чётко очерченные скулы и слегка впалые щеки добавляли ему черт мужественности, а губы часто озаряла добродушная улыбка. Одевался он просто: классические рубашки, часто небесно-голубого или бежевого оттенка, тёмные брюки и элегантные туфли. На запястье