Тьма во мне. Александр Манахов

Деревья вдали возвышались ровной, мощной стеной, и казалось, что ни одна каменная крепость по прочности не сравниться с этим деревянным бастионом, который растянулся на многие мили, и за которым жила и безраздельно правила вечная непроглядная тьма.

      Мы чуть повернули, взяв еще восточнее. Вот и полдень встретил нас огнем и золотом. Теней здесь не было вовсе, даже наши собственные тени сморщились и высохли под солнцем, как черный виноград. Растительность постепенно исчезала, почва становилась все более каменистой. Желтый шар перевалил на западную часть небосклона, и медленно покатился к лесу. Горы выросли, будто перестали сутулиться, расправив, наконец, свои могучие плечи. Вблизи четче стали видны все выступы и впадины, все морщины на их безглазых лицах. Снег искрился и напоминал горностаевые подбой в черных пятнах каменных выступов. И вот уже не горы, а древние короли в меховых шубах вставали перед моим живым воображением.

      «И горы безмолвно стояли, они возвышались так близко,

      Как будто атланты застыли, увидев глаза Василиска.

      Вершины, что мерно тонули в белесой жемчужной ванили

      Надменной своей недоступностью многих несчастных манили.

      О, боги ушедших времен! Это здесь, пред глазами, они ли?»

      Неожиданно вспомнилось стихотворение неизвестного автора, прочитанное мною когда-то.

      Горные пейзажи всегда меня завораживали. Льдистые вершины казались недоступными, непостижимыми и чистыми, как мечта. И думалось мне, стоит забраться на самую высокую из них, и весь мир, открывшись глазам до самого своего края, сможет уместиться на ладони. Но, к сожалению, эти вершины, да и весь мир, были недосягаемы для меня.

      Солнце чуть перевалило за полдень, время близилось к обеду, но Хагамар и не думал устраивать привал. Он продолжал гнать лошадь вперед, и мы мчались вслед за ним. Наконец, путь наш резко оборвался, и мы оказались перед узкой, но глубокой пропастью, причем настолько длинной, что конца ей не было видно ни с одной из сторон. Она тянулась с востока на запад изломанной дугой, как бы очерчивая серп, края которого с обеих сторон терялись где-то в горах. Сколько раз я видел эту бездну издалека, и сколько раз боялся в нее заглянуть. Мне казалось, стоит подойти чуть ближе, и она затянет меня против моей воли. Что-то колдовское ощущалось во мгле, клубящейся там, внизу. О, сколько водопадов низвергалось в ее нутро, что удивительно, совершенно беззвучно, ибо звук их падения попросту не долетал со дна.

      Что упадет туда, исчезнет навеки. Но вот за расщелиной, расстилались просторы, поросшие невиданной зеленью, неувядающей в любое время года. Там открывались взгляду горные склоны, прорезанные сотнями ручьев, быстрых и медленных, а еще чуть выше скалистые пики вздымались к небу, вспарывая животы непомерно раздувшимся, как пиявки, чернильным тучам, и как бы расступались, подобно каменным занавесям, открывая ее.

      Она была сродни едва различимому тонкому мареву, появляющемуся на дороге в знойный полдень, которое как бы повисает между небом и землей, но не принадлежит