Пробуждение. Кейт Шопен

или присоединяться к мадам Лебрен и компании беседовавших перед Домом людей, чьи оживленные голоса доносились до нее. Она задумалась о своем нынешнем пребывании на Гранд-Айле и попыталась разобраться, чем это лето отличается от всех остальных, что были в ее жизни. Но лишь осознавала, что сама она, ее нынешнее «я» чем-то разнится с «я» прежним. О том, что теперь она смотрит на все другими глазами и привыкает к своему новому состоянию, расцвечивающему и изменяющему окружающую обстановку, Эдна еще не догадывалась.

      Она задавалась вопросом, почему Робер удалился, оставив ее одну. Ей не приходило в голову, что молодой человек мог устать оттого, что провел весь этот долгий день с ней. Сама же она не устала, и ей казалось, что он тоже не утомился. Ей было жаль, что Робер ушел. Было бы гораздо естественнее, если бы он остался, ведь у него не было абсолютно никакой необходимости покидать ее.

      Ожидая мужа, Эдна тихонько напевала песенку, которую пел Робер, когда они пересекали залив. Она начиналась словами «Ah! si tu savais»[30], и каждый куплет заканчивался все тем же «si tu savais».

      Исполнение Робера не было претенциозным. Он был музыкален и не фальшивил. Эдну неотступно преследовали его голос, мотивы, весь напев.

XV

      Однажды вечером, когда Эдна, по своему обыкновению немного опоздав, вошла в столовую, там, судя по всему, завязался необычайно оживленный разговор. Говорили сразу несколько человек, и надо всеми, даже над голосом мадам Лебрен, возвышался голос Виктора. Эдна поздно вернулась с купания, одевалась в некоторой спешке, и лицо у нее раскраснелось. Ее головка над изящным белым платьем напоминала пышный, редкостный цветок. Она заняла свое место за столом между старым месье Фаривалем и мадам Ратиньоль.

      Когда миссис Понтелье села и уже собиралась приступить к супу, который подали, едва она появилась в зале, несколько человек одновременно сообщили ей, что Робер Лебрен уезжает в Мексику. Эдна отложила ложку и растерянно огляделась по сторонам. Робер был с нею все утро, читал ей, но даже словом не обмолвился ни о какой Мексике. Днем она его не видела, но слышала, как кто-то упомянул, что Робер в Доме, наверху у матери. Она и в голову это не взяла, хотя позднее удивилась, что молодой человек не присоединился к ней, когда она отправилась на пляж.

      Эдна посмотрела на Робера, который занимал место рядом с мадам Лебрен, восседавшей во главе стола. Лицо молодой женщины являло собой олицетворение недоумения, которое она и не думала скрывать. Отвечая на ее взгляд, Робер под прикрытием улыбки поднял брови. Вид у него был сконфуженный и напряженный.

      – Когда он уезжает? – спросила Эдна у окружающих, точно Робера тут не было и он не мог ответить сам.

      – Сегодня вечером! Прямо сегодня! Представляете? Что на него нашло! – одновременно понеслось со всех сторон по-французски и по-английски.

      – Немыслимо! – воскликнула Эдна. – Разве может человек в любой момент податься с Гранд-Айла в Мексику, так же как отправляется к Клайну, на пристань или на пляж?

      – Я постоянно

30

«Ах, если бы ты знала!» (фр.)