Город Утренней Зари. Закат Праведника. Марк Корнилов

детскую уверенную походку.

      – Как-нибудь я обязательно возьму его на работу, но не сейчас, – он откинулся на спинку дивана.

      – Ты стал храпеть, – заметила Элизабет.

      – И как ты спасаешься? – задорно спросил Майкл.

      – Оказывается, если немного посвистеть, ты замолкаешь, – они вместе тихонько засмеялись.

      – Надеюсь, это пройдет, – произнес Майкл, но в ответ увидел лишь нахмуренные брови и сморщенный нос жены.

      Действительно, сейчас он просто проваливается во тьму, как только его голова касается подушки, хотя раньше ему нравилось размышлять о прожитом дне перед сном. Теперь нужно было учиться размышлять на ходу, что не способствовало продуктивности на работе и гармонии внутри. Элизабет в это время думала о чем-то своем, но на ее светлом лице не было ни тени уныния и печали. И это вселяло в Майкла еще больше уверенности, что они все преодолеют.

      ***

      На следующий день в цеху сортировки текстиля, как обычно, кипела работа. Станки и линии конвейера работали на пределе, периодически смазываемые отборной руганью начальника смены. Майкл стоял на своем месте и следил, чтобы его старенькая сортировочная машина корейского производства не создавала затора и соблюдала заложенную программой цветовую дифференциацию материала. Монотонная и напряженная работа в шумном цеху не угнетала его. Несмотря на шум оборудования, он вдруг перестал слышать матерные комментарии начальника, что было в новинку. Он выглянул из-за линии и посмотрел на площадку, возвышавшуюся над цехом, где обычно стоял этот седовласый жонглер нецензурной бранью. Тот был на своем положенном месте и читал какой-то листок, протянутый ему человеком из отдела кадров.

      – Эй, Калхедон… – дальше речь начальник смены стала настолько выразительной, что составлявшие ее слова невозможно было бы найти ни в одном словаре мира.

      Майкл дал знак своему напарнику по линии, но тот, услышав громогласный призыв шефа, уже и так все понял. Бывший священник быстро поднялся на площадку, где начальник обдал его новой струей витиеватого сквернословия, из которого уважительно было произнесено только «к директору». Майкл поспешил в кабинет директора фабрики, находящийся на верхнем этаже. За большим столом, среди небрежно разбросанных бумаг, которым директор до сих пор доверял больше, чем электронным системам обмена информацией, сидел Врослав Лонч, великан с густыми черными бакенбардами. Его карие глаза просканировали Майкла Калхедона.

      – Присядь, – пригласил его директор, указав на потертое кресло перед столом.

      Лонч был замечательным директором хотя бы потому, что быстро принимал решения без душных совещаний и планерок. Он был одним из тех начальников, которые говорили о деле только с теми, кто непосредственно отвечал за тот или иной участок работ на фабрике. Всех остальных в таких дискуссиях он считал лишними. Оттого встречи с ним длились не больше минуты. Так что приглашение в кресло означало непростой разговор.

      – Мне очень жаль, – произнес он, как будто жуя что-то крайне