Мир без изъянов. Андрей Истомин

предоставим всё необходимое для работы, создадим идеальные условия, чтобы он мог «преобразиться», пока система не заметит изменений.

      – А второй? – Лола уже знала, что услышит, но всё же задала вопрос.

      – Второй путь более рискованный, – признал Блэк. – Мы попытаемся убедить систему в том, что его нестабильность – это новая ступень эволюции. Его работы станут доказательством. Но для этого потребуется твоя помощь.

      Лола молчала, переваривая услышанное.

      – Джеймс, это опасно для всех нас, – наконец сказала она, отводя взгляд. Помочь доктору ей было в радость, но вот спасать Хайма ей совсем не хотелось. Тем более, что она в нем не видела ничего величественного, о чем говорил Блэк.

      – Я знаю, – ответил он. – Но у нас нет другого выбора.

      – Хорошо, – сказала она после недолгой паузы. – Я помогу.

      Блэк слегка наклонил голову, словно благодарил её без слов.

      – Завтра начнём с обсуждения деталей, – сказал он. – А сейчас, Лола, я думаю, тебе нужно отдохнуть.

      Она пребывала в раздумьях. И да, сейчас ей хотелось уйти из дома Джеймса.

      – Спасибо, Джеймс. До завтра, – выдавив из себя улыбку, сказала Лола и побрела за своим плащом в гостиную. Далее она направилась к выходу, а доктор остался один, снова и снова вглядываясь в изображение гравюры.

      Вопросы без ответов

      Лола закрыла за собой дверь, оставляя за порогом строгую атмосферу дома доктора Блэка. Он проводил её взглядом сквозь оконный витраж, но не двинулся с места, отчаянно всматриваясь в работы Хайма. Однако, спустя пятнадцать минут напряженного разглядывания картин, он почувствовал тяжесть в ногах. Сев в кресло, Джеймс откинулся на спинку и скрестил руки на груди. Его взгляд упал на изображение, и мысли вернулись к диалогу с Лолой. Её слова, тон, эмоции – он прокручивал разговор снова и снова, как плёнку в проекторе.

      «Почему она согласилась?» – думал он, нахмурив брови. – «Лола всегда действовала рационально, а Хайм ей явно неинтересен, даже как объект исследования. Она слушала, задавала вопросы, но в её глазах не было той искры, что загорается, когда она увлечена. Так зачем ей это нужно?».

      Блэк встал и прошёлся по кабинету, не отводя глаз от гравюры. Линии и формы, как и прежде, вызывали в нём бурю эмоций, но теперь он искал в них ответы. Где и когда произошёл сбой в мышлении Хайма? Почему его работы, всегда гармоничные и идеальные, внезапно стали такими хаотичными?

      Доктор остановился перед экраном, сложив руки за спиной. Он всматривался в детали, анализировал композицию, цвета, линии, будто они могли раскрыть ему тайну.

      «В какой именно момент ты обыграл систему, Хайм?» – пронеслось в его голове. Он провёл пальцем по панели, вызывая на экран другие работы художника. Все они были уникальны, но эта… эта отличалась. Нужно искать что-то общее, что-то, что говорит о его собственном стиле.

      Размышления прервал звонок коммуникатора. Джеймс отвёл взгляд от экрана и активировал устройство. На голограмме возник серебристый корпус Эгберта, его красный