Когда коалы сошли с ума. Книга-коан. Леонид Евдокимов

его и не мог. Вертелись в голове обрывки слов и образов, но стихотворение – погибло. Был уничтожено моей собственной безжалостной рукой. Человечество утратило еще один шедевр. Невозвратно. Навсегда. Разделите мою скорбь. Я скорблю вместе с вами.

      Колобок

      Катился по дороге Колобок, а навстречу ему – Яйцо. «Ух ты, недоделанный колобок!» – подумал Колобок про Яйцо и зарумянился корочкой от любви к самому себе, доделанному.

      – Здравствуй, Колобок! – миролюбиво сказало Яйцо, подумав, что из такого большого и румяного яйца если что и может вылупиться, то разве что жираф.

      – Да иди ты к черту, лысый хрен! – сказал Колобок и покатил себе дальше, поскольку он должен был встретиться, с кем встретиться был должен, то есть, Волком и Лисой, Зайцем и Мышкой-норушкой (тогда он еще не мог знать, что Мышка-норушка передумает и на рандеву не явится, а ушмыгнет в другую сказку).

      Колобок торопился вкатить в Историю. Или влипнуть в историю… А что ждало никакое-не-золотое Яйцо?! Встреча с итальянкой сомнительного поведения и совсем небезупречного характера. Сальмонеллой.

      Ночь

      Жила-была ночь. И день жила, и два. А может, и не день, и не два, а год или два. Или, скажем, – век или два. Ведь дней-то не было и ничего другого не было – была ночь, а значит, темно и ничего не видно. Тогда ночи стало скучно, и она придумала день. Днем было светло. Днем происходили разные вещи. И радоваться бы ночи, да трудно: вечно ее нету днем. Да и дня ждут все-все, а ее, сотворительницу, – никто-никто. Ну, разве что фонарщики, только где они?..

      Насекомое

      В квартире Н. жило насекомое. То есть, трудно было определенно сказать, что именно это было такое, но по внешнему виду оно очень походило на большое насекомое. Возможно, оно жило у Н. всегда, и он старательно кормил и холил это странное и несколько жутковатое существо, так как был уверен: рано или поздно страшилище превратится в человека. Этот человек станет Н. другом или женой: все зависит от того, какого пола будет это создание. Оно тоже было очень привязано к Н. и старательно кушало, надеясь поскорее превратиться. Выросло оно большим. Как корова, или даже бык. Но стало ли оно чем-нибудь другим, Н. так и не узнал: он состарился и умер. Н. умер счастливым человеком.

      Полтинник

      Лежал в кармане полтинник. Блестящий, новенький. «Что я тут делаю в темноте среди всякой-разной мелочи?» – не однажды тоскливо думал он, свысока поглядывая на соседей по карману. «Я хочу на свет, в общество равных себе, искриться, сверкать,» – сказал полтинник, отыскал дыру и шмыгнул в темную брючину. Но упал он неудачно, в траву, и остался лежать, блестящий, но никем не замечаемый. Постепенно окислился от злобы на этот мир и сделался чернее и невзрачнее старого-престарого пятака. И думал он, вдавленный случайной ногой в податливую землю: «Хоть бы кто меня подобрал – с каким удовольствием пошел бы я по рукам…»

      Начальник

      У мокрой тряпки был начальник. Швабра.

      Пуля-дура

      Однажды Пуля-дура встретилась со Штыком-молодцом.

      – Здравствуй, Пуля-дура, – процедил Штык—молодец,