Когда коалы сошли с ума. Книга-коан. Леонид Евдокимов

лучше, это точно…

      Угораздило вот. Уселся на бритву Оккама – ни слезть, ни встать. Слева бездна. Справа бездна. По лево – прошлое. Без дна, без конца. По право – будущее. Такое же, и без того же. А я посредине на бритве…

      Сколько миллионов лет тут меня не было! Сколько всего натворили за это время!

      Сколько миллионов лет еще меня тут не будет! Сколько еще всякого тут натворят! И опять без меня!

      Колодец

      В озере купалась Никта-ночь.

      Ивы припали жадными губами к фиолету воды.

      На берегу, где не всплеснет волна в темном омуте, смеялись русалки. Они расчесывали фиалковые волосы и серебристые капли на их полупрозрачной коже подрагивали от смеха, и мерцали, и слоили тонкие лучики лунного света в невидимые человеческому глазу радуги. Они же видели окружающее товарок радужное сияние и радовались, как умеет радоваться Вечная Юность. Как умеет радоваться Красота. Потому что они сами были Красота.

      Они смеялись. Или – вдруг, внезапно, – срывались с места и бежали взапуски по лунной дорожке на глади воды. Кто резвее? Кто быстрее добежит до тени камышей на той стороне лесного озерца? Кто первой обратно? Кому достанутся поздравления, а кому утешительные поцелуи подруг? Казалось бы, что звездам до ночных купальщиц?! Но и они были очарованы…

      Из чащобы, завалов и буераков выкрадывалась лесная нежить и, любопытствуя, подползала к берегу. А когда забег ночных шалуний кончался, лешаки, ведьмаки и кикиморы взвывали и ухали радостно, и ломились сквозь заросли прочь. Они боялись насмешек купальщиц.

      Стыдились собственного несовершенства. И призрачная тишина крошилась скорлупками ореха под неловкой ногой.

      Сонные утки бестолково косили глазами на русалок, но слишком телесные, слишком в заботе о потомстве – засовывали головы под крыло и предавались привычной дреме.

      Пучеглазые лягушки вздували свои мешки, но страшась напугать наяд, молчали. А по-над озером алмазным звоном лились, то вспыхивая, то угасая, русалочьи голоса.

      Медвяные, выстоявшиеся травы вплетались в фиалковые пряди и неслышно – шептали красавицам «Мы любим вас. Мы вас очень любим» – Соловей спросонок выщелкнул пару коленец, прислушался и затих, подпав под магию смеха Вечно Нагих. «Я еще успею. Потом, на заре», – подумал он и склонил набок голову.

      Час пришел – Никта-ночь растворилась в феерии лучей рассвета.

      Ночные купальщицы нырнули – круги по воде. Травы распрямились гордо. Квакнули лягушки, пробуя голоса. Сфальшивили, смолкли. И как-то разом взяли стройным хором. Забасили, загудели пчелы.

      Крохотными вертолетиками зависли в утренней сини стрекозы.

      Очнувшийся соловей завел стремительную трель. Заполыхали радуги в мириадах капелек росы, расцвечивая этот мир. Самый лучший из миров…

      Брызнувший луч резанул человека по глазам. Человек поднял голову, но веки не разомкнул: слишком короткая ночь не принесла отдохновения. Тело