Черная рукопись. Илья Юдачёв

не заметил.

      Опустив взгляд, я с удивлением обнаружил перед собою ту самую старушку, которая два дня подряд получала от меня милостыню неподалеку от агентства.

      – Далеко же вас занесло, бабуль, – обратился я к ней.

      Она подняла глаза, и пространство слева от меня тут же вздрогнуло и блеснуло острием кинжала.

      Затем был звук рассекаемой плащевой ткани, прямо возле моей шеи.

      Потом был ненавидящий взгляд Чернецкой, пересекшийся с моим, когда я падал вниз, обмякая.

      Далее была кровь, текущая из раны, и я держался за горло.

      После были звездное небо, ссыпаемые мне на лицо монеты, нависающий силуэт талантливой актрисы Анны Степановны, что одурачила меня притворной старческой согбенностью да ветхим пальто, и брошенное ею слово:

      – Сдохни.

      А в конце были только стук ее каблуков и изящный абрис фигуры, углубляющийся во тьму арочного проулка…

      …Холодный ночной воздух обжигал мое лицо, невольно вторгающееся все глубже и глубже в его течения, и выбивал слезы из глаз.

      Подо мной чернели каналы и тротуары, в меня угрожающие тыкали острые шпили башен, а надо мной слышались плавные движения взбивающих пространство каменных крыльев.

      Четыре твердые лапы удерживали мое тело от падения, причем одна из них за шею, замедляя ток крови из рассеченного участка.

      Я летел над Городом, и полет этот меня пьянил. Хотелось просто молчать и наслаждаться внезапно обретенной свободой и невыразимо прекрасной окрыленностью тела и духа. Хотелось раствориться в ветрах и стать одним из них – необузданным, беспечным и вечным. Хотелось оставить все позади… нет – внизу.

      – Куда мы? – все же спросил я зачем-то горгулью.

      – Экскурсия, – проскрежетала она в ответ.

      – Но мне вроде к Доктору надо. Я кровь теряю.

      – Не переживай, я тебя доставлю к нему.

      – Ты только что пролетела над его домом.

      – Время еще есть. Сначала экскурсия.

      Когда мы пролетели над центром, горгулья сменила курс, и приступила к медленному снижению. Спустя минуту мы были уже не равными луне наблюдателями свысока, а вновь насекомыми, что копошатся в плоти темного живого монстра под названием «Город».

      Немногочисленные прохожие, завидев нас, то шарахались, то падали в обморок, то, сопровождая полет взглядом, крестились.

      Преодолев множество поворотов, мы подлетели к зданию родильного дома и зависли на высоте его третьего этажа.

      – Гляди, – уставившись в одно из окон, сказала горгулья, – только что родился мальчик.

      Вслед за горгульей я направил взгляд сквозь стекло и увидел, что акушер и вправду держит в руках крохотного новорожденного, говоря при этом:

      – Поздравляю, у вас мальчик. Как назовете?

      – Сыщик. Это маленький Сыщик, – отвечал мягкий женский голос.

      – А какое отчество вписать?

      – Не надо отчества. Просто Сыщик.

      – Полетели