Огнем и мечом. Генрик Сенкевич

не удивляло Скшетуского, хорошо знакомого с украинскими обычаями, но зато валах недоумевал, видя, что, несмотря на всю окружающую их роскошь, князья Курцевичи одеты в простые сапоги и кожухи нисколько не лучше тех, какие носила прислуга; недоумевал и Подбилента, привыкший у себя на Литве к иным порядкам.

      Молодые князья между тем радушно приглашали гостей, но делали все это так неумело, что Скшетуский еле мог удержаться от смеха.

      – Мы очень рады вам, господа, и благодарим за милость, – говорил старший, Симеон. – Дом наш – ваш дом, будьте как у себя. Низко кланяемся вам.

      Хоть в тоне его слов и не было никакой принужденности и он, как видно, считал себя нисколько не ниже своих гостей, но он кланялся им по-казацки – в пояс, а за ним кланялись и младшие братья, думая, что этого требует приличие и гостеприимство.

      – Бьем вам челом, – повторяли они.

      Княгиня тем временем, дернув Богуна за рукав, вывела его в соседнюю комнату.

      – Послушай, Богун, – торопливо сказала она, – мне некогда теперь долго говорить с тобой Я вижу только, что тебе пришелся не по сердцу молодой шляхтич и что ты ищешь с ним ссоры.

      – Мать, – отвечал казак, целуя руку старухи, – свет широк, ему одна дорога, мне другая. Я его знать не знаю, пусть только он не суется к княжне, не то я заставлю его отведать моей сабли.

      – Ты ошалел, что ли? Где у тебя голова, казаче? Что с тобой случилось? Ты хочешь, верно, погубить и нас и себя? Это воин Вишневецкого, как видно, знатный человек, потому что ездил княжеским послом к хану. Знаешь ли ты, что будет, если упадет хоть один волосок с его головы в нашем доме? Воевода отомстит за него; выгонит нас на все четыре стороны, а Елену увезет в Лубны. Что тогда будет? С ним ты не сцепишься и не пойдешь на Лубны. Попробуй-ка, если хочешь, попасть на кол. Пусть себе шляхтич позабавится: он как приехал, так и уедет, и опять все будет спокойно. Сдерживайся, а если не можешь, то ступай откуда пришел, а то ты натворишь нам беды.

      Казак сердито грыз усы, но понял, что княгиня была права.

      – Они завтра уедут, – сказал он, – и я постараюсь сдержаться пусть только княжна не выходит к ним.

      – А тебе что? Чтобы они подумали, что я держу ее взаперти? Она выйдет, потому что я хочу этого. Ты, пожалуйста, не распоряжайся тут у меня, ты ведь не хозяин.

      – Не сердитесь, княгиня! Раз нельзя иначе, то я постараюсь. Я не скажу им ни слова, хоть бы и сгорал от гнева и хоть бы душа моя разрывалась на части. Пусть будет по-вашему.

      – Вот так-то лучше, сокол! Возьми-ка теорбан да спой и сыграй, так и у тебя легче на душе станет. Ну а теперь пойдем к гостям.

      Они вернулись в приемную, где князья, не зная, как занять гостей, все еще просили их не стесняться и кланялись в пояс. Скшетуский гордо посмотрел в глаза Богуну, но не заметил в них ни задора,