Огнем и мечом. Генрик Сенкевич

спросил татарин.

      – Чернил, перо и бумаги.

      – Этого у нас в доме нет. При князе Василии было, потом, когда молодые князья учились писать у монаха, – только это уж было давно.

      Скшетуский щелкнул пальцами.

      – Господин Подбипента, нет ли у вас пера и чернил? Лонгин развел руками и поднял глаза вверх.

      – Тьфу, черт возьми! – воскликнул поручик, – вот досада! Татарин тем временем уселся на корточки перед огнем.

      – Зачем писать, – сказал он, мешая уголья, – барышня уже спит; а то, что ваша милость хотели писать ей, можно и завтра сказать.

      – Если так, то это совсем другое дело. Ты, как я вижу, верный слуга княжны. Вот тебе третий талер. Давно ты служишь?

      – Хо-хо! Вот уже четырнадцать лет, как князь Василий взял меня в плен, и с тех пор я верно служил ему. В ту ночь, когда он навсегда уезжал отсюда и оставлял своего ребенка Константину, он сказал мне: «Чеглы, не отходи от девочки и береги ее как зеницу ока».

      – Ты так и делаешь?

      – Так и делаю, и смотрю.

      – Скажи, как живется княжне?

      – Злое замышляют против нее! Ее хотят отдать Богуну, этому псу проклятому.

      – О, из этого ничего не выйдет! Есть кому заступиться за нее!

      – Да, – произнес старик, поправляя головешки. – Они хотят отдать её Богуну, чтобы он взял ее и унес, как волк овечку, а Богун согласен на это; у него по камышам серебра и золота больше, чем в Разлогах песку; но она ненавидит его с тех пор, как он зарубил при ней чеканом человека. Между ними пала кровь, и выросла ненависть! Бог один!

      Поручик не мог уснуть в эту ночь; он ходил по комнате, смотрел на луну и строил различные планы. Теперь ему стал понятен расчет Булыг. Если бы на княжне женился какой-нибудь шляхтич, то потребовал бы Разлоги, которые принадлежали ей, а может быть, даже и отчет в опеке. Потому-то они хотели отдать девушку за казака Раздумывая над этим, Скшетуский сжимал кулаки, и рука его невольно искала меча. Он решил разрушить их план и чувствовал себя в силах и вправе сделать это. Раз Разлоги были даны князю Василию князьями Вишневецкими – значит, опека над княжной принадлежала князю Иеремии, тем более что сам князь Василий написал князю Иеремии письмо из Бара, прося принять его дочь под свою опеку. Только страшный наплыв важных общественных дел, войны и большие предприятия помешали князю заняться ею. Но достаточно было одним словом напомнить ему о ней, и справедливость была бы восстановлена.

      Уже начало рассветать, когда Скшетуский лег в постель. Он вскоре крепко уснул и проснулся уже с готовым решением. Они с Лонгином поспешно оделись, потому что повозки были готовы, а солдаты Скшетуского уже сидели на конях Посол завтракал в приемной в обществе Курцевичей и старой княгини; не было только Богуна; и неизвестно было, спал ли он еще или уже уехал.

      Подкрепившись, Скшетуский обратился к старухе и сказал:

      – Милостивая государыня! Время бежит! Сейчас мы сядем на коней, но прежде чем поблагодарить вас от чистого сердца за ваше гостеприимство,