Своих не бросаем. Век двадцать четвертый. Олег Белоус

Боже ты мой! Вы единственный, кто выжил!

      Впечатления он не производил. Лет сорока, лицо невыразительное, но несмотря на полевые условия в безукоризненном костюме. Редкие волосы зачесаны назад, открывая обширные залысины; глуповатые глазки с поволокой, ранний животик. По такому лицу скользнешь в толпе беглым взглядом и тут же забудешь.

      Владимир втянул ноздрями густой, словно смог, кофейный запах.

      Отхлебнул, вспоминая полузабытый вкус.

      – Сказка востока, – произнес задумчиво, – Но тут вы, Алексей Петрович, не правы. Какой я герой, вот Гоша… если бы не он… Я вот все думал. В библии сказано: нет больше той любви, аще кто положит душу свою за други своя. Я не знаю, как это по православным канонам, а по мне это Святость…, – на лице бывшего узника заиграли желваки. А в его глазах чиновник с удивлением увидел стыд, словно тот упрекал себя в чем-то.

      – Даже так? Очень ского вы поймете, что ошибаетесь. Сегьезно ошибаетесь! Может сигагету? Вы же кугите, насколько я знаю?

      Владимир кивнул и сглотнул горькую слюну курильщика, давно лишенного сигарет.

      Из ящика стола последовательно появилась вскрытая пачка сигарет, зажигалка и тяжелая пластиковая пепельница.

      Инспектор энергично почесал шею под подбородком. Молниеносное движение, которым он метнул пепельницу в лицо Владимира было неожиданно и шансов перехватить у бывшего узника не было.

      Рука Владимира вдруг, словно пружина из автоматного рожка в руках неумелого солдата, взлетела и перехватила «снаряд» в считанных миллиметрах от лица. Только после этого он понял, что сделал. Владимир и раньше знал, что у него отличная реакция – она помогла выжить во враждебном мире чужой планеты. За долгие месяцы пока он скрывался, иногда казалось, что, вот она, смерть, и ты понимаешь, что не успеваешь ни перезарядиться, ни вытащить пистолет, все, и тут что-то моментально всплывает в памяти и мышцах и, позволяет вновь разминуться с старухой с косой.

      Но то, что он проделал – явно выше его возможностей.

      Рука осторожно поставила пепельницу на стол, настороженный взгляд уперся в лицо чиновника. Безобидный пузан исчез. Из запавших серых глаз на него глядел матерый волчара. И это превращение было настолько неожиданно и страшно, что Владимир на миг замер.

      – И… Что это было?

      – Да так, последняя проверка, – картавость исчезла, а улыбка, или скорее оскал, так соответствовали новому, подлинному облику чиновника что Владимир окончательно понял, что это не безобидный чиновник, а та еще зверюга, скорее всего из спецслужб, – Дикий волк, – проговорил чиновник, четко выговаривая буквы, – всегда предпочитает приобретать «славянский» шкаф после обмена шифровками.

      Владимир нахмурился, что за бессмысленная чушь? Он уже открыл рот чтобы сказать это, но тут голову словно прострелило огненной болью и тысячи воспоминаний, образов и мыслей хлынули из-под плотины фальшивых. И главным из них было то, что он не Устинов Владимир Тимофеевич,