Клён ты мой любимый. Татьяна Кожевникова

пупок…, изображённый на полотне.

      – Похоже?

      – Перестаньте. Похоже. Я же вам сказала, что вас можно узнать по губам и глазам.

      – Ага, это на него похоже. А вот всех друзей моих он изобразил реалистично, особенно бабушку.

      – Где? – спросила я и, чуть ли не носом уткнувшись в указанном направлении, рассмотрела крошечную фигурку грациозной пожилой женщины с сигаретой в руках, опирающейся на коренной зуб, – Вы не видели этой картины?

      – Нет, конечно, он никогда при мне не писал. Мы только трахались у него в мастерской, – девушка покосилась на меня, – шокирует?

      – Что вы. Меня уже давно ничего не шокирует. Я ведь в «наше» время родилась, а вы как думали?

      – Мне плевать, – вдруг разозлилась она.

      – Простите. Вас как зовут?

      – Если вы такая проницательная, давно бы уж догадались, что меня зовут Инна.

      – Почему я должна была догадаться?

      – Инка – дура. Портрет Инки – дуры.

      – А почему – дурры?

      – А он меня всегда дурой называл, а поскольку грассировал, получалось – дурра, Ин – тоже, чтобы не заморачиваться. Он много говорить не любит.

      – Бедное дитя, – прошептала я, но она услышала.

      – Что? Вы меня жалеете? Жалеете, что я порвала с этим идиотом? Бобром –козлом? Ха! Передавайте ему приветы от всех дур на свете! – она, презрительно усмехаясь, а мне показалось, едва сдерживая слёзы, устремилась к выходу.

      – Погодите, Инна, – окликнула я её.

      – Что ещё? – она остановилась, жуя то ли жвачку, то ли губы, – вы тут смотритель?

      – Да, что-то вроде этого, но у нас не музей, а галерея. Картины здесь продаются.

      – «Индурра» продаётся?

      – Пока нет.

      – Я хочу её купить. Не хочу, чтобы на мой пупок глазели… всякие, – шмыгнув носом, она вышла из галереи, оставив у меня неприятный осадок в душе.

      У меня не было детей, но была какая-то неимоверная жалость ко всем детям Земли, а Инна по отношению ко мне была ребёнком. Вряд ли ей было от силы лет 20, ну, а я – женщина бальзаковского возраста.

      Итак, телефон Инны отпадал, скорее всего, молодые люди были в ссоре. Я набрала один номер: «Вне зоны», второй немного погудел и ответил невозмутимым голосом робота: «Оставьте сообщение…».

      – Извините, телефоны не отвечают. Вы не могли бы зайти завтра? – обратилась я к иностранцу с самой вежливой улыбкой, на которую была способна.

      – Завтра? – он задумался, – завтра – горы.

      – Когда вы сможете?

      – Завтра. Горы нет. Картина – да.

      – Хорошо. Договорились.

      Он вежливо кивнул и ушёл, а я снова взялась за телефон. Отзвонив примерно час, я набрала Ларису Андреевну, коротко и спутанно объяснив ей ситуацию.

      – Чего пугаетесь, Милочка? В первый раз картину продаёте?

      – Нет, но…. Иностранец придёт завтра, а этот … Бобёр, не отзывается.

      – По