Большой пожар. Владимир Санин

постучал по столу.

      В динамике щелкнуло, зашипело и послышался скрипучий голос Чернышева:

      – Крюкова прошу подняться на мостик.

      На мостике было темно; пока глаза не привыкли, лишь светлячки сигарет позволяли различать лица людей. Чернышев скользнул по мне взглядом и ничего не сказал. Вцепившись в поручни, Корсаков и Никита молча смотрели на море. Иногда Корсаков бормотал под нос что-то невнятное: я не сразу догадался, что он записывает свои наблюдения на диктофон.

      Смотреть на море было страшновато, «Семен Дежнев» – траулер низкобортный. Будто щенок, подхваченный мощной рукой за загривок, он взлетал вверх и стремительно опускался, зарываясь носом в волну и прорезая ее своим телом. Десятки тонн вспененной воды обрушивались на палубу, с грохотом лупили по надстройкам и застекленной верхней части мостика и скатывались обратно.

      Лыков толкнул меня локтем в бок:

      – Все грехи с нас смывает… Гляди, Паша, седеть начинаем.

      То, что я поначалу принял за осевшую на бак пену, было льдом. Тусклый свет фонарей фок-мачты делал лед каким-то серым. Он уже сплошь покрыл палубу и осел на надстройки, спасательную шлюпку под мостиком, рангоут и такелаж.

      – Температура наружного воздуха минус семь, ветер пятнадцать, волнение моря девять баллов, двадцать три часа местного времени, – казенным голосом проговорил Лыков в подставленный Корсаковым диктофон.

      – Частота забрызгиваний восемь, – добавил Никита.

      – Сколько набрали за час, Илья Антоныч? – спросил Корсаков.

      – По формуле или на глазок? – ухмыльнулся Лыков. – Четыре тонны.

      – Средняя толщина отложений на главной палубе полтора сантиметра в час, – сказал Ерофеев. – Давайте считать, что идет быстрое обледенение.

      – Быстрое и есть, – согласился Лыков. – При таком часов на двенадцать нас хватит. Как думаешь, Архипыч?

      – Лево руля семь румбов, – приказал Чернышев.

      – Есть лево руля семь, – эхом повторил матрос Дуганов. – Двенадцать на четыре – сорок восемь тонн.

      – Здорово считаешь, – язвительно проскрипел Чернышев. – Вот кого бы вам, Корсаков, взять в аспиранты.

      – Сколько часов будем набирать лед? – спросил Корсаков.

      – По обстановке, – буркнул Чернышев.

      – Окалывать будем или сначала креноваться? – не обращая внимания на тон Чернышева, спокойно поинтересовался Корсаков.

      – Держись, тряхнет! – предупредил Ерофеев.

      Гигантская волна накрыла судно. Не удержавшись за поручни, я полетел на Лыкова, который удержал меня рукой, обнаружив при этом недюжинную силу.

      – Руль прямо! – рявкнул Чернышев. – Ты мне корреспондента искалечишь!

      – Есть руль прямо…

      Чернышев явно был чем-то раздражен, и я не решался его спросить, зачем он меня позвал.

      – Что-нибудь случилось? – шепнул я Лыкову.

      Тот заговорщически кивнул в сторону капитана и прижал палец