Последняя война Российской империи. Сергей Эдуардович Цветков

состоится. Попутно стороны согласились признать полную независимость Болгарии, формально все еще находившейся под турецким суверенитетом.

      Расставшись с русским гостем, барон Эренталь тем же вечером выехал в Вену, а Извольский, переночевав в Бухлау, наутро отправился в дипломатическое турне по Европе с целью прощупать позицию ведущих держав. Очевидно, каждый из государственных мужей покинул замок в глубоком убеждении, что сумел навязать собеседнику свою точку зрения.

      В последующие две недели настроение Извольского улучшалось день ото дня. В Германии и Италии у него состоялись две важные встречи – с Вильгельмом фон Шёном, статс-секретарем германского ведомства иностранных дел, и с итальянским министром иностранных дел Томмазо Титтони. Вопреки опасениям Извольского, ни тот, ни другой не возражали против изменения режима проливов в благоприятную для России сторону, оговорив, впрочем, необходимость соответствующих компенсаций для своих стран.

      Тем временем от турецкого посла в Петербурге удалось добиться согласия на составление проекта русско-турецкого договора, одобряющего русскую формулировку о проливах. Николай II, которого Извольский наконец посвятил в ход своих переговоров с Эренталем, был чрезвычайно доволен результатами работы своего министра иностранных дел. «Это было решением векового вопроса», – несколько поспешно заявил он.

      Дело оставалось за малым – получить одобрение Франции и Англии, союзников России по Антанте. Подчиненные Извольского в Петербурге получили указание подумать над тем, как лучше подготовить русское общественное мнение к тому обескураживающему факту, что Россия обеспечила свои интересы на Балканах за счет интересов «братской» Сербии.

      С пьянящим чувством собственного величия Александр Петрович сел в парижский поезд. 4 октября, на станции Мо – одной из последних остановок перед французской столицей, – он вышел из вагона, чтобы купить свежие газеты, и не поверил своим глазам. Броские заголовки кричали о том, что Австро-Венгрия на днях объявит об аннексии Боснии и Герцеговины.

      Оказалось, что Эренталь действовал, опираясь на свою трактовку исхода переговоров в Бухлау. Не отказываясь поддержать требования России на международной конференции, он, однако, не считал, что аннексия Боснии и Герцеговины должна быть жестко связана с созывом таковой конференции. Ему не стоило больших трудов убедить императора Франца-Иосифа поторопиться с присоединением турецко-сербских провинций.

      Сделать официальное объявление о включении Боснии и Герцеговины в состав Австро-Венгрии было решено 7 октября. Австрийские послы в Германии, Петербурге, Англии, Франции и Италии получили предписание за день до назначенной даты вручить главам этих стран личные письма Франца-Иосифа с извещением о намерениях венского кабинета. Но французский президент Арман Фальер планировал провести 5 октября не в Париже, и тамошний австрийский посол, узнав об этом, сообщил ему о намеченной аннексии