Пока горит огонь (сборник). Ольга Покровская

раки со страшными острыми клешнями.

      Григорий открыл бутылку о край стола, поднес ее ко рту.

      – Ты что, пить будешь? – хмуро покосилась на него Катя.

      – А что? – удивился он. – Что еще делать в дороге? Или хочешь в картишки перекинуться?

      – Нет, просто… – Она замялась.

      Не хотелось признаваться в том, что ей было страшно: вдруг дядя Гриша захмелеет и забудет о ней или – еще страшнее – набросится вдруг на нее с кулаками, как Макс.

      – Просто вдруг пограничники на таможне прицепятся, если ты будешь пьяный. Еще перепутаешь что-нибудь, скажешь не то, они и догадаются, что ты мне не родственник… Не пей, дядь Гриш, а?

      – Тьфу ты, – Григорий досадливо сплюнул. – Послал же черт мегеру. Ну ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, побуду трезвенником покуда.

      Он с сожалением отодвинул пивную бутылку на край стола.

      – Ничего, скоро ты от меня отделаешься, – улыбнулась Катя. – В Харькове я сойду – и пей сколько влезет.

      – В Харькове… – с сомнением протянул дядя Гриша. – Ты мне вот что скажи: папка-то тебя будет на вокзале встречать?

      – А что? – испугалась Катя. – Нет, наверно, не будет. Я… я ему точного времени не сказала, когда звонила.

      – Ну, сейчас позвони.

      – Не могу, мобильник в Москве остался, – покачала головой Катя.

      Это было правдой. Ее телефон так и остался лежать в московской квартире.

      – Угу, – кивнул Григорий. – И как же ты доберешься до его дома-то? А? А если его на месте не окажется? Если на работе он или в гостях где? А ты без связи… Что делать будешь?

      – Я-я… – неуверенно протянула Катя. Почему-то такая мысль не приходила до сих пор ей в голову. – Ну, я в подъезде посижу.

      – Ну да, ну да… в подъезде… Эх, наказание мне с тобой, Катюха, – вздохнул Григорий. – Придется, видно, до самого дома тебя доставить, с рук на руки передать, а там уж – следующим поездом… – Он поцокал недовольно, покачал головой.

      Затем пододвинул к Кате ведерко с раками:

      – На вот, поешь, что ли, чего так сидеть-то?

      Увидев в руках у Кати красного усача, внезапно всполошилась дородная тетка с боковушки.

      – Ты что, очумел, что ли, дурень, девчонке тухлятину эту пихать? – набросилась она на дядю Гришу. – Их же, может, неделю по вокзалу таскают на самом солнцепеке. Иди, девочка, иди сюда, уж я тебя угощу, – начала зазывать она Катю. – Вот тут у меня картошечка, яички, хлебушек. Хоть покушаешь по-человечески, а то от папки твоего, я гляжу, нормальной еды не дождешься.

      – А что? Я ничего, – смущенно забормотал Григорий.

      И тетка, подперев мягкую щеку кулаком, посетовала:

      – И как только мамка-то вас одних отпустила!

      Границу они проскочили на удивление легко.

      Катя лежала на верхней полке, отвернувшись к стене, и пограничники решили не будить умаявшуюся за дорогу девочку. По вагонам долго еще ходили, проверяли документы, кого-то просили показать вещи. Потом поезд, наконец, тронулся и уже через час остановился на вокзале в Харькове.

      Катя