«Что ты вьёшься, вороночек!..». повесть об А. С. Пушкине. Александр Никонов

видеть вас, Иван Александрович. Я бы сказал, что меня занесли сюда прежние бури, исторические, так сказать.

      – Вот как!

      – Я замыслил написать историю Пугачёвского бунта.

      – Интересно, очень интересно, – подхватил Второв. – И что же вас подвигло на столь далёкое путешествие в нашу Тмутаракань?

      Пушкин рассказал о своих розысках в архивах, об их бедности и официозности, о желании поближе увидеть те места, где происходили бунты, и встречах с их участниками.

      – Значит, вы собираете живые свидетельства о разбитии Пугачёва. Знаете, Александр Сергеевич, я могу в меру своих знаний помочь вам в этом, ведь я тоже интересуюсь историей Поволжья.

      Пушкин раскинул руки:

      – Иван Александрович, да вас ко мне сам Бог посылает! А я только что из Казани, от меня ещё пахнет дорожной пылью. Там я много чего узнал, жил у Карла Фёдоровича Фукса, встречался с Евгением Баратынским. Обязательно поговорим, обязательно. – Пушкин обнял Второва за плечи. – Скажите-ка, друг мой, дома ли Николай Михайлович Языков или в Северной Пальмире нашей.

      – Скажу по правде, Александр Сергеевич, с братьями Языковыми давно не встречался, – ответил Второв.

      – Ах, дружочек ты мой ситный, Николай Михайлович, душечка, как же мне хочется с ним встретиться. Вы читали его стихи, Иван Александрович? Ах, какие прекрасные стихи! Ну, ничего, завтра я с ним непременно встречусь.

      Дороженька первая. Глава 3

      «Ты скажи, скажи, детинушка, незнамый человек,

      Ты незнамый, незнакомый, неведомо какой:

      Ты не царь ли, не царевич ли, не царский ли сынок,

      Ты не с Дону ли, казаченька, не казачий ли сынок?»

Народная песня.

      По бескрайней степи тащилась телега, запряжённая мухортной лошадёнкой. В ней сидели двое, спрятав лица в высокие воротники шуб. Один из них был Емельян Пугачёв, который по дороге в Нижнюю Чирскую станицу снова бежал, потом таскался по разным глухим углам, пока не прибился в станице Мечетной к казаку Филиппову Семёну. Из серой преисподней валил и валил густой снег, покрывая всё вокруг белым саваном. Филиппов ворчал:

      – Нет, надо было всё же сани запрячь, сейчас уже где были бы. А то вон тащимся, как в лямках.

      Емельян отвечал:

      – Сейчас погодку не угадаешь, запрягай хоть телегу, хоть сани.

      – Эх, пристать сейчас куда ни што, погреться. Ни зги не видно. Ты, Емельян, зерно-то прикрыл, как бы не сопрело от влаги?

      – Да прикрыл, прикрыл.

      Неожиданно возница соскочил с телеги, остановил лошадь. Приставил ладонь ко лбу:

      – Кажись, что-то чернеется. Курени, должно быть. Слава тебе, Господи, добрались.

      Он мелко перекрестился и дёрнул вожжи:

      – Но, вялая, чего дрожишь. Пошла, пошла!

      Лошадёнка вытянулась и сдёрнула воз из жидкой хляби. Через полчаса телега остановилась у первого же база. Возница постучал в окно. Из двери избы вышел хозяин в накинутом на плечи полушубке:

      – Кого