Ни стыда, ни совести (сборник). Вячеслав Кашицын

мы вели с ним светскую беседу, а не говорили об ужасной катастрофе.

      – Я не знаю, почему… почему я остался жив. Честно, не знаю. Но я не убивал ее. Ясно вам? Не убивал!

      – Хорошо, хорошо, – он, казалось, чувствовал себя все более и более непринужденно, словно принимая неведомые, введенные мной, правила игры. – Не убивали. Но экспертиза показала, что вы не были в состоянии алкогольного опьянения; кроме того, некоторые косвенные признаки указывают на то, что вы тщательно готовились к этому «несчастному случаю» – в частности, особый тюнинг машины.

      – Вы… неправы. Я…

      Я рассказал ему все. То есть почти все. Не знаю почему, но я не сказал ему о Дервише. Это был всего лишь эпизод; я не считал нужным распространяться о личном; как мы с ней познакомились, в каких отношения были между собой, что собирались делать дальше – это было не их дело; предъявленное мне обвинение – пока только неофициально – было настолько абсурдно, что я даже отказывался воспринять его всерьез.

      Естественно, я говорил сбивчиво: мне было больно все это вспоминать. И я все же не доверял ему; он пытался убедить меня в том, чему я не верил, и еще утверждал, что намерен мне помочь.

      Он слушал меня внимательно, расположившись, как в прошлый раз, – на корточках, с портфелем между ног; кивал, улыбаясь; и во всем его облике сквозило уважительно-восхищенное отношение ко мне. Отчего это было так, я не понимал, и меня это страшно раздражало.

      – Вы мне не верите? – прервавшись, с вызовом спросил я. – Кем же надо быть, чтобы такое подумать!

      – А что вы сейчас чувствуете? – неожиданно спросил он. – Каково это: быть убийцей?

      Он, очевидно, сам испугался того, что сказал; в нем, видимо, прорвалось что-то, что он вовсе не хотел обнаруживать.

      Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Воздух в камере был наэлектризован яростью.

      – А вы ведь не предъявляете ко мне претензий, – сказал я. – Вам их не жалко. И жену мою тоже. И меня. Никого.

      Не знаю, почему я это сказал. Просто почувствовал. Но его это словно отрезвило. Какая-то спала маска.

      Он вдруг усмехнулся.

      – И вправду говорят, вы – необыкновенный человек. – Он встал, прошелся, бросил на меня взгляд. – Необыкновенный. Только такому, как вы, могла прийти такая идея. И такой риск… Игорь Рудольфович, вы же ведь достаточно умны для того, чтобы не притворяться сумасшедшим, хотя бы с человеком, который готов стать на вашу сторону, а? Шучу, шучу.

      Но выражение его лица было серьезным, а теперь еще и озабоченным, будто он чувствовал, что какие-то его намерения могут сорваться.

      – Игорь Рудольфович, как бы то ни было, я предлагаю вам свои услуги. Поверьте, я многим пожертвовал, чтобы попасть к вам, еще до допроса. Ведь официально у вас еще реабилитационный период. У меня очень высокая квалификация, в чем вы скоро убедитесь. И лучше адвоката вы не найдете. Согласны?

      – Я не понимаю, почему именно я…

      – Не понимаете? Ну, как бы вам объяснить… Это дело необычное. И, что уж там темнить, очень выгодное, да. Во всех смыслах. И опасное. Но