Мой ослепительный миг. Зоя Некрутова-кетько

А отец был против попов. Говорил маме: «Бог везде, молись, исполняй добрые дела, он все зачтет, но деньги, которые я потом зарабатываю, носить долгогривому пьянице-попу не смей!» Сам он верил в бога, молился дома до обеда и после. Меня учил «Отче наш…», «Сею, сею, просеваю, с новым годом поздравляю!». Приход в церкви стал уменьшаться, поп бросил церковь. Здание было просторное, и сделали в нем столовую. Духовность – в добрых деяниях. В 1940 году я училась в 9 классе. С первого класса мы дружили с одноклассницей Раей Русаковой. В то время не хватало ни медработников, ни учителей. В конце учебного года приезжали из Рубцовска (90 км от Волчихи) агитаторы и приглашали туда на курсы учителей и медсестер.

      На учителя начальных классов нужно было учиться три месяца, на медсестру дольше. Я записалась на курсы учительниц, Рая – медсестер. Я окончила курсы и стала учить людей, даже старше себя, грамоте в начальных классах в соседней деревне, в Новокормихе. Тогда среди учителей был такой клич (призыв. – МК) – учить также грамоте родителей учеников, ведь безграмотные были поголовно, и мы, все учителя, ходили по дворам и обучали грамоте. Такое было у нас задание. Мы понимали, что люди должны быть грамотными, уметь читать и писать, чтобы слушали радио и могли все знать. Сейчас количество клубов и кинотеатров, школ и медицинских учреждений все меньше, но все больше церквей и питейных заведений. Вот уж духовность.

      Война

      В начале летних каникул 1941 года мы с мамой поехали в Алма-Ату к моей сестре Марии. Жили там и другие родственники, звали их мы Морозы. Летом всякий город красив, но Алма-Ата – особенно. В любую жару там прохлада от гор, арыков, фруктовых деревьев, цветы необыкновенной красоты благоухают. Прекрасный город, и много русских, а казахи добры к гостям, да и вообще казахи народ очень дружелюбный.

      22 июня 1941 года утром сестра пригласила меня в центральный городской парк поразвлекаться, а мама в это время приболела и лежала в больнице. Мы поехали трамваем. Приехали в этот чудесный уголок города. Все для меня было необыкновенным, я впервые в жизни видела большие горы, обилие цветов, причудливые деревья, необыкновенных животных и птиц. И вот мы заметили, что музыка, не теперешняя какофония, а мелодичная, очень гармонировавшая с природным благолепием, стихла, мы прошли по аллее и увидели толпу людей у столба с репродуктором. Стали слушать… «Война!». И люди, ранее выглядевшие счастливыми, веселыми, стали строгими, посерели и толпой пошли к выходу. Мы тоже пошли за толпой молча, только ишаки, нарушив всеобщую тишину, вдруг заревели в один голос «и-а, и-а!», было 16 часов, их время…

      Пошли к маме, ей мы не хотели говорить о войне, но она уже знала. Стала проситься домой в Волчиху, где был ее сын и трое его малых детей. Она ведь знала, что отсиживаться в тылу он не будет, хоть и повоевал уже в Финскую кампанию. Через неделю мы с мамой поехали в Волчиху, но брат Алеша уже ушел на фронт добровольцем в первые дни. Потом из-под Москвы написал маме письмо, врезались в память слова: «Мама, береги моих детей». Был ему 31 год, детям 5, 3 и 1 год. Наши родители и старшая