Кинжал. Валерий Алексеевич Пантюхов

золотой, вскочил на коня, и мой Вороной понёс меня, счастливого и окрылённого, по горной дороге куда глаза глядят.

      До утра было ещё далеко, и я предвкушал всё, что моя фантазия позволяла мне представить. Весь день я тщательно готовил всякие приспособления, чтобы забраться по отвесной стене на высокую башню. И вот настала полночь, охрана сменилась, вино, которое случайно, как думали стражники, им досталось, сделало своё дело, и сон сморил их. Я с нетерпением ждал рассвета, когда первый гимн солнцу пропоёт петух… И вот раздался долгожданный сигнал. Светает… Скоро первые лучи солнца коснутся вершин гор, надо спешить.

      Ещё темно. Я в засаде. От восторга тихонько запел:

      – Я знаю, ты спишь. У тебя самый сон. Я снюсь тебе. Ты одна в высокой башне. Я лезу через окно к тебе. Тебе страшно, ты ждёшь меня с нетерпением. От меня идёт энергия и тепло. Ты в высокой башне, тебе прохладно. Но скоро я буду рядом…

      Не успел я пропеть, как второй петух пропел свою песню. «Всё! Пора!» – решил я и начал штурм башни на пути к своей любимой. Я взбирался легко, меня нёс на крыльях любви сам Лель (бог любви и любовной страсти в русской мифологии). Вот последние метры до окна, наконец, я в довольно большой, уютной комнатке, скорей, келье, устеленной большими овечьими шкурами поверх соломы. Видно, что она ещё спит, немного раскинув руки. Под мягкой овчиной было видно её очаровательное юное тело.

      Я медленно подошёл к ней и замер, не решаясь дотронуться. Я очарован её видом, но медлю. Так я стоял, как зачарованный, не решаясь даже пошевелиться. Глаза дорисовывают то, что не видно из-под овчины. Вдруг её рука слегка шевельнулась, медленно потянулась ко мне, дотронулась до моей ноги, потянулась к поясу, взялась за кинжал, вытащила его из ножен и положила между нами. Я понял: это старинный обычай, он древний и строго соблюдается испокон веков.

      Я обрадовался и загрустил одновременно: значит, она ещё ребёнок. Если я её трону, если я нарушу этот обычай, меня ждёт смерть. Можно делать всё, кроме одного, самого главного, от чего могут быть и дети… Но я знаю, что это значит, и делать можно всё, только не грубо и без насилия. Я ощутил, как она дрожит, как ей холодно. Сняв с себя тёплую бурку, медленно накрыл её. Моё тело всё горело. Жар пылал во мне, будто в жерле вулкана, из которого так и льётся пылающая лава.

      Моё оцепенение прервала её рука. Она появилась из-под бурки и медленно дотронулась до моей ладони, притянула её к себе, положила себе на грудь. Я сквозь бурку чувствовал, что моя рука была намного горячее тела. Не могу передать, что случилось со мной, я боялся даже пошевелиться, чтобы не испугать её. Нежно трогая её, был настолько счастлив, что если бы больше ничего не было, я бы этот момент вспоминал всю жизнь!

      По мне потоками побежали тёплые волны эротического мёда, я был взволнован от предвкушения: что-то сегодня будет… Стоя перед ней на одном колене, я не мог налюбоваться её лицом, его выразительными чертами.

      Мои губы всё ближе и ближе приближались к её полуоткрытому рту. Её губы – это сама нежность и страсть, покорность и страсть, красота и страсть… Вот они рядом, так близко, алые, розовые, влажные… Я уже слышал и чувствовал её дыхание.

      И вот мои губы коснулись её нежных губ, еле-еле, слегка. Я отодвинул голову и посмотрел на неё: её шея вытянулась, её губы сомкнулись, ища мои. Я ещё раз дотронулся до её губ, сладкое касание, ещё, и ещё… Вдруг она обняла меня за шею, прижала к себе, и наши губы слились в один живой, страстный поцелуй.

      Я от волнения чуть не потерял сознание, ощутил, как бьётся моё сердце. Мой язык был нежен и жаден, нахален и обнажён, сладострастен и мягок. В поцелуе есть точка сознания, точка сосредоточения, которая всё сильней и активней переходит то на язык, то на губы. Поцелуй то затихал, то опять вспыхивал, как огонь. Я чувствовал себя в бурном океане страсти. Поцелуй страстный и невинный, сладкий и солёный, затягивал меня всё сильнее, обнажая наши обоюдные желания, любвеобильные, нежные и ненасытные…

      Первые, слабые звуки любви вырвались из её уст. Я понял, что ей тоже хорошо, что блаженство, охватившее её, было не меньшее, а может, ещё большее, чем у меня. Вдруг второй рукой она откинула овчину в сторону: ярко сверкнула юная грудь, перед моими глазами лежала прекрасная, юная девушка, наполовину обнажённая, с закрытыми глазами. Она глубоко дышала. На её ножках были шёлковые штанишки, подвязанные сбоку тонкими шнурочками, и сквозь эти штанишки угадывалось крутое бедро и стройные ножки, переплетённые, как бы прикрываясь от моего жаждущего взгляда.

      Моё любование было недолгим, она потянула ко мне руки, приглашая ближе и теснее обняться. Меня, как огнём, полыхнуло, языки пламени лизнули моё лицо, я в порыве страсти кинулся на неё, но кинжал уколол меня в колено, охлаждая мой пыл. Я на мгновение застыл, но она всё теснее и жарче обнимала меня. Однако кинжал, лежащий около её бедра, напоминал нам о наших любовных границах. И всё же мы настолько слились в одно целое, что я интуитивно услышал, почувствовал её мысли:

      «Я ощутила, как ускорилось моё сердцебиение. Тело напряглось, я почувствовала, как взрывы энергии вырвались из моей груди. Мы обменялись взглядами, я поняла, что он хочет того же! Боже, что я творю, но сделать ничего не могу, да и не