Раннее (сборник). Александр Солженицын

хребетком увитые кряжи.

      Вот сейчас из зарослей, из частой снежной сети,

      Улыбаясь, выйдет добрый белый гном…

      Доживём ли, что и наши, наши дети

      Сядут сказку слушать перед розовым огнём?

      У Пултуска круглые, бордовые, как вишни,

      Струйкою трассирующие плывут в зенит,

      Словно с неба кто-то медленно-неслышно

      Ожерелья втягивает нить.

      Чёртова заутреня начнётся спозаранку –

      Спит зима, чужда движенья всякого.

      Рявкнет самоходка из-под Макува{107},

      Не взорвавшись, провизжит болванка,

      Батарея яростным налётом протолчёт, –

      Хорошо! своё на карте место обозначит! –

      Прошипит десятиствольный, да скрипун прокрячет, –

      И опять молчок.

      Тихо-тихо по шоссе идут сквозь лес без фар

      Груженые «студебеккеры».

      Шутка ли? – три армии стянули на удар,

      Все готовы, спрятались, – и встретить даже некого!

      То ли было? До прорыва месяца не спать,

      Офицеры в загонях, в поту солдатики, –

      Научился рус «культурно воевать»,

      Научился воевать-таки!

      А копали? Век солдатский короток –

      Тяп да ляп. Но вот уж и с лопатой сжились.

      В аккуратный ровный городок

      Наши блиндажи сложились.

      Из-под снежного навала их горбы

      Холмиками выступают,

      Да с огнистым треском искры вылетают

      Там и здесь из жестяной трубы.

      «Встать!» – «Сидите, мальчики».

      Блиндаж – ни места лишнего.

      Но, по-корабельному, – всему своё местечко.

      Пахнут ломти хлеба подрумяненного. Вишнево

      Накалилась и погуживает печка.

      Воронёные вольтметры. Пульт под лаком.

      Камертон, в серебряную дрожь размытый.

      Капилляры-пёрышки стеклянные, шеллаком

      Впаяны в колечки электромагнитов.

      Всей округи шорохи, движения и шумы

      На бумажной ленте спутались клубком.

      Дешифровщик Липников откинулся в раздумьи

      И решенья ищет карандашным остриём.

      У прибора – деловитый Губкин.

      Балагур Евлашин, на уши по трубке,

      У центрального щитка и коммутатора{108}.

      Из других частей телефонистов пятеро.

      Наши подмостились на скамейках, на колоде,

      Гости – на полу, едва не на проходе.

      Я вошёл – читал Евлашин что-то,

      Трубок клапаны прижав, зараз шести постам.

      На центральной – свет, пестро, то шутки, то работа –

      Не взгрустнётся здесь. А там

      Спят в землянке, лишь один дежурит потемну,

      Лезут думки разные про жизнь да про жену…

      «Нашу почитал бы» – «Нашу? Ну, лады.

      Всем постам вниманье! Слушайте сюды!»

      Он читает худо, с перепином,

      Скачет через точки сгоряча,

      Но какой-то силою склонило спины

      И солдаты слушают, молча.

      То расширя светло-карие, то их прищуря,

      По линейке тихо двигая визир,

      С чутким трепетом ноздрей