Нештатное искривление. Повести. Юрий Проценко

мы непременно должны уделить самое серьёзное внимание. Итак…

      Тут меня разобрал смех, который я некоторое время сдерживал, желая ещё немного насладиться серьёзными доводами присутствующих. При этом все посмотрели на меня одинаково удивлённо и столь же одинаково осуждающе.

      – Вы что, попсовых детективов объелись, друзья-князья? – спросил я. – Да если бы мы кому-то мешали, уж не сомневайтесь – тормознули бы нас ещё по ходу дела. Из вас кто-нибудь чувствовал хоть какое-нибудь противодействие?

      Все молча переглянулись.

      – Вот то-то же! Не буду я писать ничего. Делать что ли мне нечего? Я так к слову всё это озвучил…

      На самом деле я не был так уж спокоен и беспечен. Просто у меня не было собственных вариантов объяснения. Тирадой же своей я попытался сподвигнуть коллег на новую попытку мозгового штурма.

      И это сработало.

      – Нет, ты погоди, – покачал перстом Краевед. – Давайте всё же поймём для себя, на что это Подстаканникову понадобилось?

      – Стакашину, – поправил я.

      – Не важно, – отмахнулся Краевед. – Абстрагируемся от мелочей. А его роль здесь – какая, собственно?

      Мне оставалось лишь развести руками.

      – Да кто ж его знает? Надо было Старожилова попытать… Да он меня огорошил… Не сообразишь ведь сразу.

      – Так он тебе и рассказал бы, – ехидно заметил Тягин.

      – Раз подал голос, изволь найти приемлемый способ донесения своих мыслей по данному поводу до окружающих, – обратился к нему Краевед.

      Теперь рассмеялся Костич.

      – Не, это я так, ничего, – пояснил он, остановившись. – Нервы. Боюсь я так.

      – Мысль одна, – проговорил Тягин после небольшой паузы, – Давайте лучше выпьем что ли…

      Никто не возразил, но дозу все, как по команде, уменьшили вполовину.

      Снова воцарилось молчание.

      – Бесполезно мы тут точим тему эту, – констатировал, наконец, Костич. – Факты нам неведомы, а потому и домыслы наши все – мимо кассы. Разве по ходу дела нечто вскроется, хотя это сомнительно до безобразия.

      – Согласен, – поддержал его я. – Оставим это. Если только самый умный из нас не выдаст что-то принципиально неординарное…

      Произнося это, я изобразил поощрительного характера улыбку, имея в виду, конечно, Краеведа. Он, видимо, не обиделся.

      – Если когда выдам – тогда и выдам, – вздохнул он. – Теперь же не выдам я вам ничего. Но вот ты насчёт отсутствия противодействия акцентируешь, а ведь оно могло и быть. Но знать о нём мог вполне вероятно один лишь Тимофеич.

      – Будет, конечно, славненько, если нынешняя наша встреча окажется последней в наличном составе, – мрачно подытожил Костич.

      Думаю, он-то как раз если и уж и был напуган, то точно – менее всех остальных. Которых решил попугать ещё больше.

      Тягин обречённо махнул рукой.

      – Я, короче, более нынче не пью.

      – Тогда и не ешь, – посоветовал я. – Кто не пьёт, тот не ест.

      Шутку мою никто не оценил. Она и вправду