Школа. Олжас Сериков

стали снимать обувь.

      – Кто это там? – раздался звучный голос из глубины квартиры.

      – Свои, – отозвался Мухит.

      Раздался скрип кресла, потом стук чего-то по гладким деревянным половицам, и, когда ребята разулись и ступили в обширную главную комнату, то увидели спешившего им навстречу высокого седого мужчину с большой головой и орлиным носом. Он тяжело опирался на палку и волочил за собой правую ногу, но не производил впечатления измождённого жизнью инвалида. Несмотря на возраст и увечье, он не горбился, а живые глаза всегда смотрели прямо и внимательно.

      Дед узнал Мухита и улыбнулся:

      – Ну, привет, брат, привет, давно не заходил.

      Мухит и остальные поздоровались с Дедом за руку.

      В главной комнате было два маленьких кресла со старомодными лакированными подлокотниками, кресла разделял небольшой журнальный столик, на котором стоял телефон; а параллельно другой стене стояла низкая софа. Ещё в зале был высокий сервант, чёрно-белый телевизор и дверь на балкон.

      Мухит сел на одно из кресел, другое занял сам Дед, а парни уселись на софу. Они не чувствовали себя скованно, отчасти благодаря действию алкоголя, но в большей степени благодаря особой атмосфере спокойствия, витавшей в воздухе этой квартиры.

      – С чем пожаловали, друзья? – официально спросил Дед.

      – Да вот, отчитаться пришли, – ответил Мухит. – Только что закончили первую общегородскую сходку, о которой я тебе до этого говорил.

      – Это интересно, – сказал Дед. – И как успехи?

      – Ну, как бы сказать, – скромно склонил голову Мухит. – Всё вроде нормально прошло.

      – Значит, тебе удались все планируемые нововведения?

      – Пока не знаю, время покажет. Но восприняли идею хорошо, все согласны.

      Дед помолчал, задумавшись. Потом вдруг встрепенулся и поднялся, опёршись о палку. Вставая, он говорил:

      – Что это я, гости пришли, а я сижу, как старый пень?

      – Не надо ничего, Дед, – попросил Мухит, но старик его не слушал. Он ушёл на кухню, порылся в холодильнике и вскоре вернулся, неся в свободной руке ледяную бутылку с водкой.

      – Скажи ребятам, чтобы принесли продукты – я их на столе оставил, – проговорил Дед, поставив бутылку на столик, после чего прошёл мимо кресел в кладовку, скрытую за дверью, и долго там копошился.

      Ребята принесли с кухни стопки, чёрный хлеб, лук и большую банку с огурцами. Пока они нарезали хлеб на расстеленной газете, Дед достал из кладовки несколько пахучих вяленых вобл.

      Усевшись в кресло, Дед принялся отработанными движениями разделывать сухую рыбу. При этом он говорил:

      – Рыба уже не та, что раньше. Вот раньше, бывало, зимой закинешь в прорубь – и сразу же вытаскиваешь здоровенную воблу чуть ли не с сазана величиной. У меня до сих пор кастрюли сохранились, в которых я рыбу солил – можете в кладовке посмотреть. В этих кастрюлях слона можно засолить… Ну, что ты сидишь, как неживой, наливай, что ли?

      Дед выпил три стопки, но спирт, по всей видимости, не оказал на него никакого