Школа. Олжас Сериков

обитую жестью дверку, которая вела в подвал. Спустившись по выщербленной бетонной лестнице и с опаской пройдя мимо клубов пара, поднимавшихся из гнилой трубы отопления и делавших вход в убежище Мухита похожим на логово падшего ангела в преисподней, Баха и его друзья приблизились к глухой заржавленной дверце в панельной стене. Не успел Рустем в неё постучаться, как дверь открылась сама, и высокий хмурый парень молча кивнул головой, приглашая их войти внутрь.

      Баха шагнул вперёд первым и очутился в большой комнате с низким бетонным потолком, скудно освещённой тусклым светом нескольких лампочек, прикреплённых к торчавшим из стены изогнутым проводам. Вдоль внешней стены комнаты проходила массивная отопительная труба, благодаря которой в помещении было тепло и сыро, как летним вечером на берегу заболоченного пруда. В комнате не было ни стола, ни стульев, а из мебели присутствовал только большой старый шифоньер, неизвестно как, кем и для чего принесённый в подвал. Зато на каменном полу были навалены полосатые матрасы, спортивные маты и потёртые ковры, а на стенах кто-то развесил плакаты и транспаранты, на которых от старости и сырости уже ничего невозможно было разобрать. В стене можно было увидеть два малюсеньких окошка, но они были лишены стёкол и вместо этого заткнуты кирпичами и тряпьём.

      Участники сходки, а их пришло десятка три, сидели вдоль стен и вполголоса между собой разговаривали. Бахыт заметил, что все они были без обуви, поскольку мягкое мозаичное покрытие начиналось уже в полутора метров от входа и занимало всю остальную площадь комнаты.

      Разувшись, три друга прошли на свободное место в дальнем конце помещения. Здесь Бахыт обнаружил ещё одну дверь, но она была закрыта на замок. В углу комнаты в беспорядке были свалены картонные коробки со старыми вещами и пустыми бутылками из-под водки и лимонада. Бахыт, по-турецки скрестив ноги, сел на толстый мат возле одной из таких коробок и прислонился спиной к натянутому вдоль стены куску зелёного брезента. Рядом с ним расположился Рустем. Что касается Серика, то он пошёл здороваться со всеми, кто находился в комнате. С некоторыми знакомыми он обнимался, с другими перекидывался парой фраз: как понял Баха, Серик не испытывал недостатка в коммуникабельности.

      Вернувшись в угол, Серик протиснулся между Бахой и Рустемом и прошептал на ухо школьному смотрящему:

      – Мухит задерживается. Должен подойти ещё кто-то и он пошёл за ним. Так что у нас есть время поговорить.

      – У тебя всегда есть время поговорить, – проворчал Баха. – А та школа подошла уже, ну, у которой к нам претензии?

      – Подошла, – ответил Серик. – Вон они сидят у противоположной стены, в середине, двое тёмненьких таких, видишь? Их Кайсар и Есен зовут, я только что познакомился. Ребята, вроде бы, нормальные, зла на нас не держат, хотя у Есена и фингал под глазом. Пусть Мухит, говорят, разруливает, как он скажет, так и поступим.

      – Значит, надеются, что он в их пользу решит? – спросил Баха.

      – Это мы ещё посмотрим, – уверенно произнёс