Сны эмбриона. Виктор Черненко

Степаныч, – протянул старик свою ладонь, и мне пришлось, чтоб не нарушить гармонию момента, прикоснуться к ее влажной, липкой поверхности. – Я вот тоже приползаю сюда частенько. Тихо здесь, спокойно так. Смотрю на волны и всю жизнь свою прошедшую вспоминаю. Как-будто пацан я опять малолетний. Тяжелое время было. Батя на железной дороге пропадал, в депо локомотивном, а мать с раннего утра вся в заботах и в делах – свой дом у нас был, не казенный – ну а я сюда, к утесу, прибегал и ее ждал, ненаглядную…

      – Вот она – завязка, – подумал я. – Неужели все в мире, как сказал один сумасшедший художник, вертится вокруг женских сисек? И вся мировая культура получилась путем подавления полового инстинкта? «Шерше ля фам» – комедия здесь или трагедия?

      Старик замолчал и, спустя некоторое время, заговорил снова:

      – Из воды она всегда появлялась и пряталась вон за теми камнями. Я сначала, когда в первый раз-то ее увидел, решил: померещилось. Огненно-рыжая грива волос и голая вся. Никакой чешуи! Стал я, значит, каждый день приходить на это место – удочку с собой брал, снасти, будто бы на рыбалку…Она сперва пугалась меня, когда я ее к себе подзывал, а чуть погодя стала подплывать ближе и ближе. Ну, я краснел, когда титьки ее-то видел огромные, о она улыбалась и одну и ту же песню по-нерусски пела – жалобно так…Две недели так продолжалось, только батя мой заподозрил неладное – я постоянно без улова возвращался, а друганы мои – с полными корзинами и мешками. Тогда ведь рыбы было, как сейчас банков этих коммерческих, чтоб они сдохли…Как щас помню день тот, когда все и произошло. Я, как обычно, бродил по берегу, потом приметил ее на нашем месте и побежал, босоногий, навстречу. Да ничего не было такого между нами, у меня и не стоял, кхе-кхе,тогда еще. Я токма прижимался к телу ее мокрому, груди гладил, волосы и все такое…Закрывал глаза и голос ее диковинный слушал…Как-будто в другой мир попадал, который все давно забыли. Вдруг побледнела моя царица, отшатнулась, и тут же я услышал крик страшный отца: «Микола!» Оборачиваюсь – а он у воды, со вскинутым ружьем, в десяти шагах от нас…Выследил! Я попытался закрыть ее, да споткнулся и в воду плашмя рухнул. Выстрел! Другой! И песня ее оборвалась…Месяц почти я потом в бреду метался, в себя не приходил. Думали: не жилец я уже. Спасибо матушке – с того света вытащила, царство ей небесное. Так и мыкался потом один – ни семьи, ни жены. Никого. Прихожу вот сюда почти каждый день – пока Амур еще не замерз – и жду: может, не утопла она, может, вот-вот приплывет – такая же, как тогда – и я успею поднять ее на руки и сказать, что никого, кроме нее, на свете у меня никогда не было…

      Старик замолчал и стал беззвучно плакать. А я посмотрел вниз, на Амур, на седые, многолетние валуны, и мне на миг почудилось, что в волнах мелькнула и тут же исчезла фигура последней наяды…

      Попутчица

      Выскочив из такси, я с ужасом взглянул на привокзальные часы – до отправления моего поезда оставалось ровно три минуты…Чертовы пробки! Чертова командировка! Чертова работа! Вот так происходит всегда