Тайрага. Зов Истока. Иван Генадьевич Андрющенко

добавил:

      – Поди, ведьмак какой?..

      – Ой, ой, ой, – насмешливо повторило эхо.

      Вдруг Чингиз, будто напуганный чем-то, рванул с места и понёс в сторону дома. Старик от такого резкого манёвра чуть не вылетел из седла, но успел ухватиться за гриву и удержался. Он не стал усмирять коня и дал ему волю. Только приблизившись к первому дому, стоящему на краю деревни, Матвеич дёрнул повод и остановил жеребца.

      Мурашки до сих пор бегали по спине старика. Ему, охотнику, проведшему в тайге половину своей жизни, бродившему по горам и днём и ночью, было стыдно за этот испуг. Матвеичу вдруг показалось, что это было совсем не эхо, а само пространство вдруг ожило и стало, передразнивая, повторять за ним слова.

      – Может, это болезнь меня душит? – добавил вслух Матвеич.

      «Сделай задуманное! И ничего не бойся!» – кто-то крикнул в его голове.

      Старик не мог понять, кто кричит в его голове голосом того самого эха. И эхо ли это, или он начал сходить с ума.

      Матвеич рванул повод коня и заставил его сделать оборот на триста шестьдесят градусов, чтобы осмотреться вокруг.

      Вокруг никого не было.

      – Ты кто? – крикнул Матвеич.

      «Я, Борислав», – пронеслось в голове.

      – Ну вот… Пожалуй, и началось! – сказал Матвеич. – В тайгу надо уходить. Срочно. Пока меня, придурковатого старика, в деревне дразнить не начали.

      Он ткнул пятками коня в бока, и тот рысью сорвался с места, в сторону дома.

      Глава 6.

      Долгие проводы – лишние слёзы

      Ещё сутки Матвеич обдумывал свой отъезд. Жена и сын, знавшие характер старика, старались лишний раз не беспокоить его словом. А он, молчаливо бродя то в доме, то по двору или сараям, обдумывал, что взять с собой. Он собирался в дальний путь не умирать, а жить. Пусть недолго, но жить. Жить в тайге… Там, где обитала его душа. Матвеич любил природу. Любил лес, горы. Казалось бы, ему, жителю деревни, и так живущему не в душных стенах городской квартиры, должно было уже примелькаться всё это зелёное изобилие. Но нет! Не примелькалось. Мысли о приближающейся скорой смерти, были, конечно, неприятны, но он их загонял в самый дальний угол, не позволяя завладеть его сознанием.

      Вечером сын стал догадываться. Застав Матвеича в сарае за сборами, спросил:

      – Бать, вижу, задумал чего-то? Куда собрался?

      – На охоту, сын. На охоту… Прогуляюсь, душу отведу. Мне хорошо там… В горах… Там вольно. Суеты нет. Там я силу в себе чувствую.

      – Надолго?

      – Насовсем…

      – Бать!.. – начал было Степан, но Матвеич остановил, положив сыну руку на плечо.

      – Степ, ты не спеши… Не говори ничего. Отец твой старенький уже. Пожил… Жил всяко. Где-то глупо, где-то спешно, где-то интересно. По-разному… Есть что вспомнить. Вас двоих вырастил. Жену любил. Люблю… Жил для вас, ни для кого больше… Вы у меня самое дорогое, самое ценное. Но, сынок, видать пришло моё время… Я ведь в молодости думал, сносу мне не будет. Всегда шутя говорил, что доживу до ста одного года. А оно вишь, как жизнь распорядилась. Пораньше маленько. Ну, видать,