Гришенька. Дарья Вакорина

а затем повернулся к Феде, ещё несколько мгновений всматриваясь в его лицо. После он положил ладонь, ту что оплетали чужие пальцы, Вдовину на грудь и слегка потупил взгляд вниз.

      – И я люблю тебя, Феденька… Как близкого друга, как родного брата… И, боюсь, не смогу уже расстаться с тобой, когда жизнь разбросает нас по разные стороны…

      – И не надо, – замотал головой Фёдор, лишь крепче сжимая чужое запястье, – я везде за тобой пойду, ничто меня не держит. Буду скитаться, спать на земле и после помру на ней же – мне это неважно, правда.

      – А я не хочу, чтобы это было с тобой. Ты принёс мне столько добра, я… ты не заслуживаешь такой участи, – качал головой Аксёнов, слегка вздыхая, – ты знаешь, я тоже думал, что добро не возвращается… – он снова посмотрел в глаза, – но я встретил тебя и убедился в обратном. Это… это, право слово, было чудно…

      Смущённая улыбка всё-таки пробилась сквозь поджимаемые от стеснения юношеский губы.

      – Я хочу взять тебя с собой, Федь…

      – Куда же?

      – Просто… в жизнь. Благо, нам осталось ещё много.

      – Гриша… – тёплые слова в который раз заставляли сердце Вдовина трепетать и наполнять грудь невероятным воодушевлением, не сравнимым ни с чем.

      – А спой мне ещё, Гришенька… – с улыбкой попросил молодой каретник, распалившись от собственных чувств и душевных переживаний.

      Он уже лежал на спине, вытянув руки за головой.

      – Унять твою печаль? – переспрашивал Григорий, заранее зная ответ, поэтому тут же продолжил, – Как бы эта голубица у голубя жила

      Если б эта красна девица за мною пожила!

      Если б эта красна девица за мною пожила!..

      Вскоре оба утомились, и голоса их стали стихать. Песня растаяла в ночной тиши, лишь издалека отдавшись эхом неподалёку.

      – Если б эта красна девица за мною пожила… – допевал себе под нос Аксёнов в полудрёме, а потом перешёл на шёпот, – Федь…

      – Да?.. – тоже уже сонно, но как всегда охотно отозвался Вдовин.

      – Помнишь, я приглашал тебя на бал в нашу школу?

      – Ну, помню, – наивно кивнул молодой каретник, не понимая к чему ведёт товарищ.

      – Поехали со мной туда, Федь, – продолжал шептать Григорий, ближе придвигаясь к другу.

      Вокруг шелестела трава, и даже сверчки молчали.

      – Поехали, Феденька, – продолжал ласково уговаривать его Гриша, гладя по рукам, – устроишься там, при нашей школе. Руки твои работящие, всегда такие нужны.

      Фёдор слегка улыбнулся и опустил глаза.

      – Да и мне не долго в дворянах ходить осталось, знаешь, Федь, – продолжал всё с той же мягкой интонацией Аксёнов, но эти его слова друга уже настораживали, – отец от меня отрёкся, рано или поздно новость дойдёт до Москвы, а там уж и мне никакой службы. Зато подле тебя смогу быть и не привлекать этим внимания.

      Юноша произносил это так спокойно, с таким принятием и смирением, что только у бедного каретника сжималось сердце:

      – Гришенька, милый, да ты что? Словами кровь не пресечёшь, разве можно так?

      – Увы, –