Матрос в тишине. Евгений Сапибин

а не первой свежести, рядом на столе, развевая свесившиеся ленточки на теплом летнем ветерке, лежала бескозырка с надписью «Балтийский флотъ». Стул тихонько поскрипывал под весом раскинувшегося в нём огромного тела. Матрос был под два метра ростом и весом около ста килограмм. Внизу и в коридоре за закрытой дверью раздавались различные звуки. Множественные шаги, прерывисто доносящиеся обрывки разговоров. Там за дверями кипела жизнь в занимаемой анархистами дачи Дурново. Кроме них в здании расположились ещё какие-то организации, но они мало кому были интересны до сегодняшнего дня. Матроса тоже абсолютно не интересовал непонятный союз булочников , неизвестно кому нужная секция народных лекций и организация народной милиции. Находились в этом здании и ещё организации, но про них он даже не слышал. Ему сейчас хотелось слышать только тишину.

      За окном этим летним июньским днём тоже вместе с Невой протекала жизнь. Но она тоже мало интересовала в данный момент наблюдающего человека. Он был абсолютно далёк от событий, громовыми раскатами несущиеся по стране, революционных волнений и самого смутного времени 1917 года. Событий ему хватало своих. И ожидание ближайшей их развязки, кидало сознание в дрожь. Всё пошло не по плану. Несколько дней назад события взяли его в такой оборот, что кружилась голова, и начинало подташнивать, когда лезли мысли о том, как поступят с ним его однопартийцы, когда вскроется вся правда. А она вскроется – это вопрос времени. Пронесло вчера. Очень сильно повезло. Повезло до такой степени, что он даже не мог рассчитывать. Его и ещё пару десятков высвободили из Крестов его единомышленники – анархисты. Во время проведения силовой акций в городе, они напали на здание тюрьмы и силой освободили своих собратьев. В Крестах он успел провести меньше суток и избежал допроса. Теперь же ожидались вопросы от освободивших его анархистов. Хоть он и был для них своим, прибившись к их движению несколько лет назад, ещё в Кронштадте, но в тюрьму он попал совершенно не из-за этого.

      Матрос залез в карман своих брюк, достал оттуда пачку папирос и спички, положил их на стол, рядом с бескозыркой. Из другого кармана вытащил аккуратно серую коробочку. Ловким, натренированным движением открыл, подцепил из неё ногтем небольшую порцию порошка и отправил его в правую ноздрю. Потом повторил тоже действие с левой ноздрей, закинув в неё ещё одну порцию порошка. После чего откинул голову назад, сделал шмыгающие движения носом. При этом порошок, разогнавшись, резко обжигал слизистую. Матрос потёр нос своей массивной ладошкой и убрал серую коробочку, с надписью «кокаин» обратно в карман. Взял со стола папиросы, продул от табака, смял машинально и закинул в рот. После зажженной спички, лёгкие наполнил табачный дым. Он выдохнул белую струйку, закинув голову назад, и на его лице появилось минутное блаженство. Но даже оно не могло избавить от засевших в его голове мыслей о неизбежной участи.

      «Интересно, как скоро у них возникнут вопросы: почему Глеб и Антон, с которыми он ушел последний раз с их базы в Дурново, были найдены мертвыми при непонятных обстоятельствах, рядом с расстрелянной машиной большевиков, которые тоже, как ни странно, оказались мертвыми. И где в это время был он» – лезли в голову вопросы, на которые он не хотел отвечать. Ответы были ему хорошо известны, но они влекли за собой такие последствия, о которых было даже страшно подумать.

      С этими мыслями и поисками возможных вариантов ответа, матрос Николай Алексеевич и смотрел на текущую Неву с окна второго этажа здания с колоннами. Бежать ему было некуда. После выхода с этой дачи, его непременно повяжет полиция. Приходилось сидеть и ждать своей участи, поглядывая в окно. Хорошо успел раздобыть заветный порошок, который сосредотачивает мысли и придерживает крышу на месте.

      Вдруг штора на окне неожиданно вздрогнула, поднялась вверх и полетела, раздуваясь, словно белый парус, а может белый флаг. Это открылась дверь за его спиной. В кабинете задул сквозняк, и бескозырка на столе заиграла ленточками, как будто прощаясь. «Всё, за мной пришли. Сейчас будут задавать вопросы, переходящие в допрос и побои», – вспыхнула паника в его голове. «Отставить панику на корабле!» – пытался прокричать кокаин в его голове. Матрос вжался в стул и замер с тлеющей папиросой в руке.

      – Николай, как себя чувствуешь? – раздался голос сзади, и пепел с его папиросы упал на пол. Матрос проводил падающий комок взглядом и обернулся. Он увидел Данилу Стоцкого – главного на бывшей даче сановника Дурново. С ним был Петька – помощник и конченый прихвостень, готовый всех продать, лишь бы угодить своему хозяину. Так же в помещение зашли двое матросов, в бескозырках и с винтовками.

      – Пришёл в себя после тюремных нар? – спросил Даниил и протянул Николаю жилистую ладонь.

      У Николая же пропал дар речи, он смотрел выпученными глазами на Даниила и не мог понять, как ему действовать. Толи пожать ему руку, Толи схватить за запястье и выкинуть в открытое окно этого одетого в солдатскую гимнастерку без знаков отличий, с фуражкой на голове, жилистого парня лет тридцати. Николай был значительно больше и справился бы с этим без труда, но добродушный тон хозяина дачи остановил его от пагубных действий.

      – Да, отошёл, Данила Аркадьевич, – ответил Николай и пожал протянутую ему руку, – вот погодкой чудной