Всё зло земное. Дарина Александровна Стрельченко

Надежда он моя. Память о Яромиле. Всё в нём есть, чтобы царём стать, чтобы Озёра-Чащобы укрепить, защитить, силу умножить. А он…

      – А он пропал, схоронен был да ожил, лягушку привёз и в жёны её взять хочет. Точно ли, батюшка, такой царь нужен царству?

      – Не знаю, – прохрипел Милонег. – Не знаю, что делать теперь.

      – Я знаю, – тихо откликнулась Гнева. Взяла в руки его ладонь, коснулась губами. – Стрелу новую закажи непременно: лягушачий век короток. Глядишь, пока стрелу делают, околеет эта болотница. На Ивана не напирай, не неволь. Позволь делать что хочет, сыграй свадьбу – авось сам вперёд опомнится. А кроме того… – Гнева вздохнула, выпустила ладонь Милонега. Отвернулась. Глядя на полстину, на которой вытканы были царь с сыновьями, сказала: – Окромя того, вспомни, сокол мой, что есть у тебя ещё два сына. Взрослые, разумные, такие, что голову за царство сложить не побоятся и править, коли доведётся, станут крепкой рукой, добрым сердцем. Вспомни, сокол мой.

      Царь тоскливо глянул на полстину. Выпрямился, опёршись на посох. Поднялся.

      – Верно говоришь, Гнева. Так тому и быть. Только темно. Темно-то как на душе.

      – А ты посмотри на двор, – попросила Гнева. Шагнула к окну, отдёрнула занавесь. – Посмотри… Снежень[74] кончается. Скоро лёд пойдёт, поплывут корабли. А там – весна со снегами, с таяньем, с лебедями… Светлей будет.

      Царь тяжело подошёл к окну, встал рядом с царицей.

      – И правда. Поплывут корабли.

      Кощей. Полдень

      Солнце стояло посреди неба, рассыпа́ло лучи.

      – Полна́ коробочка золотых воробышков? – смеялась издалека матушка.

      – Угольки в печи, – отвечал Кощей.

      – Си́то-ви́то решетом покрыто? – улыбалась матушка.

      – Небо и земля, – отвечал Кощей.

      – Зо́лот хозяин – на поле; сере́брян пастух – с поля? – говорила матушка.

      – Солнце и луна, – отвечал Кощей.

      – Летит птица тонка, перья красны да желты, по конец ея – человечья смерть? – шептала матушка.

      – Стрела, – отвечал Кощей.

      – Летит вран из чужих стран, клюв стальной, глаз ледяной, расколет дуб да останется тут? – роняла матушка.

      – С… смерть, – отвечал Кощей.

      Солнце стояло посреди неба, рассыпало лучи.

      Былое. Братья

      Иван поднял голову, повёл шеей. Пересел правей, ловя солнце. Оно прыгало с ветки на ветку, а за ним скакала белка. Распушила хвост, глянула чёрным глазом. Иван улыбнулся ей краешком губ, вернулся к книге.

      – Ива-ан!

      – Иди к нам!

      Качнул головой. Солнце пекло макушку, но пока светило оно на луг меж дворцом и лесом, хотя б комарьё не донимало. Вспомнилось, как загадывала матушка загадку: нос долог – голос зво́нок. Вспомнилось – и словно туча набежала на мысли. И на небо набежала, скрыла солнце.

      – Хватит уж с книгой сидеть. Иди к нам, – позвал Ратибор. В одной руке держал он деревянного ратника, в другой – соломенного. – Про что хоть читаешь-то?

      – Про звёздного пастушка.

      – Что

74

Сне́жень – февраль у славян; идёт от присловья «У февраля два друга – метель да вьюга», то есть февраль – снежный месяц.