Всё зло земное. Дарина Александровна Стрельченко

задумчиво протянул Иван. Не хотелось огорчать батюшку. Но, молчи не молчи, правда всё равно выплывет. К тому же – не сам ли согласился пёрышко царицыно взять, в болото выстрелить? – Стрела лягушке попала, батюшка.

      Царь охнул.

      – Лягушку я привёз, чтоб ты убедился, – быстро проговорил Иван. – И, выходит, не быть мне царём с такой суженою. Отпусти из дворца.

      Царь откинулся на узорчатую полстину[71] поверх брёвен. Глянул на Ивана пустыми очами. Крикнул:

      – Опять за своё? Не бывать такому! Новую стрелу закажу!

      – А как же сам говорил, что стреле не перечат? – осадил Иван. – Батюшка, разве не видишь – раз такое дело, не быть мне царём! Братья мои…

      Царь тяжело поднялся.

      – Это мне решать, кому быть, кому не быть. Я сказал – новую стрелу закажу. Я сказал – заново стрелять будешь! Новую суженую найдёшь.

      – Третью, что ли? – скривился Иван, вскочив с лавки. Шанежка отлетела в сторону, зашипела. – Кто ж три раза стреляет?

      – Я дважды стрелял – ничего! И ты трижды выстрелишь – не сломаешься! – стукнув кулаком по лавке, прогремел царь. – Сын вернулся! Первенец! Наследник мой, память моя, надежда! И опять за своё! Вон! И на глаза мне не попадайся, покуда не одумаешься. А стрелу сегодня же закажу!

      На шум набежала стража. Царь глядел безумно, тряс бородой. Стражники подступали, выныривали из тайных дверок. Иван бросился прочь, выскочил из опочивальни – а там снова царица поджидает, отделилась от стены тенью, скользнула к нему.

      – Лица на тебе нет. Что такое?

      – Обманула? Обманула меня? – зашептал Иван, нависая над Гневой. – Говорила, батюшка царём не сделает, коли лягушку во дворец привезу?

      – Что? – бледнея, спросила царица. – Что Милонег сказал?

      – Сказал, новую стрелу закажет!

      Царица вскинула руки, защищаясь; закрыла глаза на мгновенье, а когда открыла – глянула на Ивана белизна безвременья.

      – Тише. Тише, Иван! – велела Гнева звонким ледяным голосом. – Я знаю, что делать. Не обманывала я тебя. А чтобы было, как ты хочешь, – иди к батюшке и скажи, что не нужно тебе ни другой стрелы, ни другой суженой. Скажи, женишься на лягушке. Батюшка возразить не сможет: суженую стрела выбрала, со стрелой не спорят. А уж коли жена у тебя будет лягушка, царём точно не станешь: бояре с купцами заропщут, пёстрая власть[72] тем паче не допустит. Соседи обсмеют, решат, совсем царь Озёр-Чащоб ума лишился, новой войной под шумок пойдут… Нет, не сделает тебя батюшка царём.

      Иван втянул воздух, глянул на царицу. Жуткое дело Гнева предлагала, но и вправду: его и без того чудным кличут, а коли на лягушке женится – точно дураком назовут али безумным. Тогда уж батюшке волей-неволей придётся от мысли своей отказаться…

      Обернулся. Рывком распахнул двери, вошёл к царю. Тот стоял, прислонившись к стене, всё ещё в ночной рубахе, белый как полотно. Дрожащим голосом прошептал:

      – Что тебе, Иван?

      – Не хочешь по-доброму, не хочешь по моей воле, – по-дурному будет: женюсь на лягушке, – рубанул Иван. – Она моя суженая, её

71

Полсти́на – толстый плотный лоскут для подстилки, покрытия, завешивания и т. п.

72

Пёстрая власть – термин, используемый для обозначения православных архиереев. Здесь – представители духовенства, входящие в совещательный орган при царе.