Стальные Бури. И пусть они укажет нам Путь…. Александр Скопинцев

собираясь с мыслями, а затем продолжил, и в его голосе звучала горькая ирония: – Сколько медяков назад после битвы не потребуют, столько людей и полегло в бою.

      Иван Васильевич, удовлетворенный произведенным эффектом, вновь обратил свой взор на лагерь. Он продолжил наблюдать за тем, как вереницы воинов проходили мимо, бросая медные пятаки на поднос, который держал суровый командир с шрамом через всю щеку. Звон монет сливался с шагами солдат, создавая жуткую музыку войны.

      Внизу, у подножия холма, кипела работа. Мужики из посошной рати, вооруженные лопатами и кирками, с неожиданным энтузиазмом взялись за рытье подземного хода под стены Казани еще месяц назад. Их загорелые, мускулистые тела блестели от пота, а руки двигались с удивительной ловкостью и силой. Они копали углубления и шахты, стараясь работать как можно тише, чтобы незаметно для противника протащить войска и пушки ближе к городу.

      Земля летела из-под их лопат, образуя небольшие холмики вокруг. Время от времени кто-нибудь из копающих останавливался, чтобы глотнуть воды или вытереть пот со лба, но тут же возвращался к работе, подгоняемый окриками соратников и собственным пониманием важности задачи.

      Спустя некоторое время к Ивану Васильевичу, расталкивая окружающих, подбежал запыхавшийся пороховой мастер. Его лицо и одежда были покрыты черной пылью, а в глазах горел огонь возбуждения:

      – Царь! – воскликнул он, едва переводя дух и низко кланяясь. – Радостную весть несу! Тоннель под Казань прорыт и забит порохом! Готово все, как вы и велели!

      Лицо Ивана Васильевича просветлело. Он радостно хлопнул в ладоши, и его глаза загорелись предвкушением:

      – Наконец-то! – воскликнул он, и его голос прокатился по лагерю, заставляя всех вокруг замереть. – Месяц тут стоим, давно пора на приступ идти. Заждались уже! – Он повернулся к своим военачальникам, и в его взгляде читался вызов. – Что, братцы, готовы ли к решающей битве?

      Курбский, стоявший рядом, не разделял всеобщего воодушевления. Он задумчиво посмотрел на Казань, и его лицо было исполнено сомнения:

      – Подкоп и порох – царская затея… – произнес он тихо, но достаточно громко, чтобы Иван Васильевич услышал.

      Царь резко обернулся, словно ужаленный:

      – Пороху моему не веришь?! – прорычал он, сверля Курбского яростным взглядом.

      Царь, усмехнулся:

      – На лошадках любишь скакать, красоваться тебе любо.

      Иван Васильевич и Курбский стояли друг напротив друга, словно два исполина, готовых к схватке. Их доспехи сверкали на солнце, отражая его лучи и ослепляя окружающих. Щиты, которые они держали, были настоящими произведениями искусства – на них искусной рукой мастера были изображены величественные солнца и гордые львы, символизирующие силу и власть. Шлемы, увенчанные султанами из конского волоса, придавали воинам еще более грозный вид. Кольчуги, искусно сплетенные из тысяч мелких колец, звенели