Викарий из Векфильда. Перевод Алексея Козлова. Оливер Голдсмит

и зелень предлагает,

      С приправой добрых слов;

      Беседой скуку озлащает

      Медлительных часов.

      Кружится резвый кот пред ними;

      В углу кричит сверчок:

      Трещит меж листьями сухими

      Блестящий огонек.

      Но молчалив пришлец угрюмый;

      Печаль в его чертах;

      Душа полна прискорбной думы

      И слёзы на глазах.

      Ему пустынник отвечает

      Сердечною тоской:

      – О юный странник, что смущает

      Так рано твой покой?

      Иль быть убогим и бездомным

      Творец тебе судил?

      Иль предан другом вероломным?

      Или вотще любил?

      Увы! спокой себя; презренны

      Утехи благ земных;

      А тот, кто плачет, их лишённый,

      Ещё презренней их.

      Приманчив дружбы взор лукавый,

      Но ах! как тень вослед

      Она за счастием, за славой,

      И прочь от хилых бед.

      Любовь… любовь славна игрою;

      Отрава сладких слов:

      Незрима в мире: лишь порою

      Живёт у голубков.

      Но, друг, ты робостью стыдливой

      Свой нежный пол открыл…

      – И очи странник торопливо,

      Краснея, опустил.

      Краса сквозь легкий проникает

      Стыдливости покров;

      Так утро тихое сияет

      Сквозь завес облаков.

      Трепещут перси; взор склоненный;

      Как роза, цвет ланит…

      И деву-прелесть изумленный

      Отшельник в госте зрит.

      – Простишь ли, старец, дерзновенье,

      Что робкою стопой

      Вошла в твое уединенье,

      Где бог один с тобой?

      Любовь надежд моих губитель,

      Моих виновник бед;

      Ищу покоя, но мучитель

      Тоска за мною вслед.

      Отец мой знатностию, славой

      И пышностью гремел;

      Я дней его была забавой;

      Он все во мне имел.

      И рыцари стеклись толпою:

      Мне предлагали в дар

      Те – чистый, сходный с их душою,

      А те – притворный жар.

      И каждый лестью вероломной

      Привлечь меня мечтал…

      Но в их толпе Эдвин был скромный;

      Эдвин, любя, молчал.

      Ему с смиренной нищетою

      Судьба одно дала:

      Пленять высокою душою;

      И та – моей была!

      Роса на розе, цвет душистый

      Фиалки полевой

      Едва сравниться могут с чистой

      Эдвиновой душой.

      Но цвет с небесною росою

      Живут один лишь миг:

      Он одарен был их красою,

      Я – легкостию их.

      Я