Сломанные человечки. Фёдор Ковалов

развлечение: ◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼ время от времени. Как так? Открыто, спокойно? Разве в больнице разрешена ◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼◼? Мы не в Штатах и не в Голландии…

      Да нет, конечно. Просто вытряхивали табак из беломорины, также из обычной сигареты, перемешивали, а потом начиняли получившейся смесью пустую гильзу от «Беломорканала». Вернее, лишь один чудила священнодействовал, второй по мере сил-способностей поддерживал разговор, чтоб дружку не скучно было. Весь этот процесс у них назывался «разобрать-собрать», и получившийся ◼◼◼◼◼ именовали «кабановским». (Мне так и не удалось выяснить этимологию этого слова.) Ну и потом, забившись в угол сортира, приватно – на двоих – курили. Что давало им это? Мечты о воле? Воспоминание широкезной юности? Пёс знает…

      Невесело это все; тоску наводит, бро… И у меня, и у других – рассеянное внимание; краткие приступы не приводящей ни к чему спорадической активности… Что было, что есть и что будет в нас, с нами, без нас: в дальнейшем… Наркотики, алкоголь, пустая болтовня, досужие философствования – сколько людей без всякой цели, смысла кружат по своим жизненным орбитам!

      Хотя… Иных и на творчество временами пробивает: сочиняют материалы в местную стенгазету: невнятное месиво из беззубой прозы, плачевно-любительских рисунков-иллюстраций и бездарных стишат.

      А так мы живем от перекура до перекура, от обеда до ужина, от ужина до отбоя. Все наше мыслительное пространство умещается в коротком – но неимоверно длинном – сорокапятиминутном отрезке между двумя выкуренными сигаретами… И каждый следующий день как две капли воды похож на предыдущий…

      И если утром первые полчаса по пробуждении Адонис обычно пребывал в полукоматозном состоянии, то к вечеру настроение портилось, силы воли не хватало ни на что, ползучая лень втекала в душу…

      В туалете продолжается ничего не значащий разговор о достоинствах и недостатках различных марок табака.

      А мы сидим в палате, мусолим, пережевываем старинные байки и анекдоты, бездумно и бесцельно растрачивая этот вечер…

      «Пустыня растет. Горе тем, кто носит в себе пустыню!» – сказал бы, наверное, Ницше…

      Обед

      Так, обед – пришло время. Весьма значимое событие – оно разделяет больничные сутки надвое. Кстати, по воскресеньям наше меню становится разнообразнее: подается костлявая мумия курицы, умершей своей смертью, с суховатым пюре. Четверг – рыбный день. И так мы, петербургские робинзоны острова монотонности, получаем дополнительную возможность вести счет времени. В остальном – все то же дерьмо, товарищ…

      К обеду помимо супа – жидкого варева комбинированного состава – подаются синтетические сосиски в оболочке цвета ошпаренной кожи либо совершенно безвкусные фрикадельки из мяса непонятного происхождения. Бывают иногда волокнистые котлеты или рыба. К этой гастрономической роскоши положен гарнир: водянистая лапша, безвкусная, как дешевые консервированные шампиньоны из гипермаркета, или словно специально