Мальтийский рыцарь. Ева Арк

банкир де Нери вернулся с семьёй из Берси в Париж, поэтому в коридоре девушка увидела своего брата.

      – С кем ты приехала, сестричка? – удивился тот.

      – С графом де Оре.

      – А где он?

      – Граф поехал дальше. У него какие-то дела.

      – А что делают наши родители и Булочка? – поинтересовалась, в свой черёд, Камилла.

      – Отец в студии. Булочка у себя, наверно, шьёт приданое. А матушка занята гостем.

      – Что за гость?

      – Её старый друг, то ли поэт, то ли священник. Уж не знаю, как его правильно величать, – насмешливо произнёс брат Камиллы.

      – Ты имеешь в виду господина де Ронсара?

      – Да. Я из вежливости немного посидел с ними. Но потом мне надоело всё время кричать, так как иначе он ничего не слышит! Да и его любовные вирши наводят на меня тоску…

      Войдя в зал, Камилла увидела такую картину: Изабель сидела на диване, а перед ней на одном колене стоял придворный поэт Генриха II и громко читал вслух:

      Пастушка песнь поёт, крутя веретено,

      И тоже о любви. Пастух влюблён давно,

      И он запел в ответ. Всё любит, всё смеётся.

      Всё тянется к любви и жаждет ласки вновь,

      Так сердце есть у Вас? Неужто не сдаётся

      И так упорствует и гонит прочь любовь?

      Из-за глухоты Ронсар не услышал лёгких шагов девушки. Да и супруга банкира, внимавшая ему с улыбкой, тоже не сразу увидела дочь. Постороннему наблюдателю показалось бы, что он присутствует при любовной сцене. Однако Камилла знала, что её мать и поэт знакомы больше двадцати лет и что их связывает только бескорыстная любовь к поэзии. Тем не менее, наконец, заметив дочь, Изабель слегка покраснела:

      – Откуда ты взялась, Камилла?

      Ронсар же встал с колен и церемонно поклонился девушке. Он родился в знатной семье и когда-то служил пажом у Франциска I. Но потом перенёс одну неприятную болезнь, следствием которой стала глухота. Недуг заставил молодого человека забыть о военной и дипломатической карьере и позволил ему сосредоточиться на науке и изучении античной поэзии. Лет пятнадцать назад он принял тонзуру от Манского епископа. Этот обряд предшествовал вступлению в сан священника и позволял пользоваться церковными субсидиями. И сейчас, в чёрном одеянии с белым воротничком, Пьер Ронсар походил на священника, которым так и не стал. Зато в качестве королевского стихотворца он был назначен учителем Марии Стюарт.

      Выслушав дочь, Изабель затем продолжила разговор с гостем:

      – Если Вы призываете подражать древним авторам, господин Ронсар, то почему свои стихи пишите на французском языке?

      – Потому что считаю, сударыня, что наш язык не менее благозвучен, чем латынь и итальянский. Однако, в отличие от Маро, наша «Плеяда» не признаёт поэтов старой французской школы, потому что они занимались пустым времяпровождением, в то время как поэзия – это серьёзный упорный труд!

      – Я тоже грешна, так как иногда занимаюсь этим «пустым времяпровождением», – улыбнулась мать Камиллы.

      – В Ваших стихах, сударыня, есть стремление