Руны и серебро. Лев Овчинников

темнице. Часто он сокрушался, что его не посадили с другими узниками. Душа просила разговора, просила живого человека, пусть преступника или даже простолюдина. Он представлял, что ответил бы собрату по несчастью, когда тот спросил бы его осипшим голосом, который воображение обычно приписывает татям и разбойному люду: «А тебя за что закрыли?». «Я хотел помочь отцу и всему королевству!» – ответил бы он горделиво.

      Но его не посадят с другим заключённым.

      Вислав потянулся на тюфяке, зевнул, и встал с деревянной полки, пристёгнутой цепью к каменной стене. Тюфяк был мягким. Для тюрьмы. Большинство заключённых во всех темницах Мид-Арда могли только мечтать о таком тюфяке. Хотя кроме него были тут и другие удобства: деревянный, а не земляной или каменный пол, маленькое окошко, выходящее на запад, так что большую часть дня было светло, белёные чистые стены. Не было здесь крыс и клопов, только мерзкие двухвостки проползали иногда возле стен. А ведро, куда он справлял нужду, ежедневно выносил какой-то бедолага под присмотром стражников.

      Заря едва виднелась в маленьком окошке. В темнице владычествовал холод, как то обычно бывает по утрам. Вислав встал в полный рост и стал растягиваться. Его задубевшие мышцы оживали после крепкого сна, тело наливалось теплом. Он размял шею, сделал несколько уклонов, будто от деревянного меча на ристалище, поприседал.

      Скрежет ключа в замочной скважине отвлёк его от занятий. Но напрасно удивление и надежда мурашками пронеслись по телу, ибо открывали не тяжёлую сосновую дверь, а окошко в двери, которую бывалые узники, как он слышал когда-то, нарекли кормушкой. На полке, выходящей внутрь темницы, показалась миска ячневой каши, яйцо, хлеб и подслащённая мёдом вода – всё то, что подавали ему на завтрак уже третью неделю.

      – Эй! – позвал стражника Вислав. – Отец уже вышел с войском? Венц с ним? Кто остался править в Ардхольме? Земобо́р? Отвечай! Я всё ещё Вислав Исмар, княжич Ольдании! Слышишь меня?!

      Стражник молча ждал, кормушка оставалась открытой.

      «Лучше бы они отвечали! Хоть как-то! Оскорбления, издёвки, хоть под кожу бы лезли – всё лучше, чем молчание!» – думал Вислав.

      Стражник терпеливо ждал, пока сын его короля заберёт еду, дабы он смог спокойно закрыть окошко. Вислав хотел было с гнева выплеснуть воду и кинуть кашей в стражника, но рассудок брал своё, как бы не хотелось сердцу, полному сейчас горечи, сорваться на тюремщике.

      «Дурак всего лишь исполняет свой долг», – решил про себя княжич Вислав и забрал завтрак.

      Окошко закрылось, лязгнуло железо и мир Вислава снова сузился до пределов темницы. Он сел на полку, что служила ему теперь постелью, поставил яйцо и глиняную кружку на табурет и, поблагодарив Белых Богов и себя самого за то, что сладил с гневом, принялся есть. Прекрасно понимая, что его кормят лучше, чем кого-либо из узников темниц Чертога Драконобо́йца, он всё же ощущал лёгкий голод всякий раз, когда ложился спать. Привыкший к охоте, ристалищам и настоящей войне, Вислав впадал в безумную ярость от скуки, которая давила его сильнее, чем толща стен