Руны и серебро. Лев Овчинников

ты? – спросил человек, наставив на него арбалет.

      Альгерд ожидал увидеть истеричного и болтливого философа, каковые обычно спорят о природе всеобщих сущностей, но на удивление тот говорил спокойно, не выдавая волнения ни лицом, ни взглядом.

      – Альгерд из Ву́ковиц, имперская коллегия волюнтариев.

      – А, нашли смельчака всё-таки, – усмехаясь, сказал Фьяр. – А может, напротив: отправили на убой слабое звено цепи? Не говорили никому ничего лишнего, мастер чародей? Своим коллегам, например?

      Приходилось быстро принимать решения и отвечать честно, а вернее отвечать так, чтобы это выглядело честно для Фьяра.

      – Говорил, – отвечал Альгерд. – Как всегда прямо. Но им мои речи, пришлись не по духу. Однако я здесь потому, что сам вызвался прийти.

      – И вот мы и встретились, стало быть. Вы и я, чародей и учёный. Оба не признанные коллегами по цеху. Как много общего! И как грязно и нагло вы начинаете, ваша мудрость!

      – Недостаток опыта, – покачал головой Альгерд. – Знаете, не каждый день отправляешься разбираться с безумцем, направляющим самострел на безобидных людей, посвятивших себя изящным искусствам.

      Он не собирался играть по навязанным Фьяром правилам. Но когда он произносил эти слова, то на миг его бросило в жар. Но едва тонкая кривая линия улыбки проступила ненадолго на лице философа, Альгерду стало спокойнее.

      – Они-то безобидные? Служители изящных искусств, ха! – кивнул Фьяр на притихших на скамьях людей, продолжая наставлять арбалет на чародея. – Серые крысы, что научились носить платья! Они обрели дар речи для порицания, выучились письменности для доносов.

      Альгерд окинул их взглядом. Их было около трёх десятков. Чёрные и серые мантии, школяры и наставники, они сжались на скамьях, и создавалось ощущение, будто один Фьяр заполняет собою больше пространства, чем они все.

      – То же самое можно сказать, войдя в мою коллегию, – пожал плечами Альгерд, – и в городской совет, в любой цех, в любую казарму или темницу. Всё это общие слова, но неужели ты можешь сказать так про каждого из них? Ничего, что я обращаюсь на «ты», мэтр Фьяр?

      – Ничего. Кто я такой, чтобы отказывать чародею? Но возразить не премину: про каждого я говорить не желаю, мэтр Альгерд, только про всеобщее, только про суть. Меня оклеветали, хотели положить мою голову между молотом и наковальней: между университетским советом и дознанием Ордена. Этого мне достаточно.

      – Как-то нефилософски получается…

      – Знаешь, Альгерд, – не дал ему договорить Фьяр из Абеларда, – я теперь уж не понимаю, стоит ли наставлять на тебя оружие. Наверняка ты одной мыслью отразишь стрелу, а второй обездвижешь безо всякой цепи. – Фьяр отвёл арбалет в сторону и направил на одного из старцев-наставников, тот сжался, закрывая лицо руками. – Лучше буду целиться в одного из них.

      Ладони Альгерда вспотели. В голове крутились мысли о причастности Фьяра к тенепоклонникам, всплывали слова начальника орденского дознания,