Помнит только он. Павел Федорищев

сцене, с любопытством подлетали поближе к человеку и, наклонив голову, осторожно рассматривали его: не принёс ли он чего-нибудь съестного по старинной традиции?

      Синица – «Самец большой синицы», – автоматически отметил Тихон, – подобралась к нему совсем близко, и нетерпеливо, даже требовательно чирикнула.

      – Будем рассуждать логически, – обратился он к синице, и вдруг вспомнил запах Дашиных волос, её самый прекрасный на свете голос… – Даша существовала, как и её мама, её бабушка, наша прабабушка… А теперь о них помню только я. Так?

      Птица наклонила голову и снова чирикнула.

      – Самым правильным объяснением с точки зрения науки будет то, что я сошёл с ума. Галлюцинации – раз! Нарушение памяти – два! Помню то, чего не было, или вижу то, чего нет… – Тихон горько усмехнулся. – Впору ехать сдаваться в психушку.

      Синица снова согласно чирикнула, мол, давно пора!

      – И разговариваю с птицами. «Шизофрения!» – чётко и по складам произнёс Тихон, и сам поразился, как чужеродно здесь звучит его голос. Поняв, что от сидящего на лавочке человека ждать нечего, птица вспорхнула, но далеко не улетала, усевшись поодаль на соседнюю оградку.

      Но нет, будь он сумасшедшим, то в этом бреде не было бы никакой системы. И уж точно, что он не стал бы анализировать себя и сомневаться в своём здравомыслии, даже если бы увидел здесь пещерного медведя вместо воробья. И не сходят с ума одним днём!..

      – Насколько я знаю, конечно, – пробормотал себе под нос Тихон.

      Действительно, если отбросить полную бредовость происходящего, то во всём, что случилось с ним за последние сутки, Тихон не мог не видеть поразительную системность. Реальность изменилась не вся, а только та, что касалась его семьи, и все нити вели к прадеду, в трагический сорок второй год. Привыкший искать причинно-следственные связи между событиями прошлого, он при этом практически никогда не фантазировал на тему альтернативности истории и всего такого прочего.

      Конечно, он был знаком с творчеством «альтернативщиков» вроде тех, что видели во всём мировой заговор историков. С друзьями они не раз угорали над этими теориями, по которым триста лет назад злодеи-историки подделали все летописи, чтобы переписать историю. А потом, видимо, закопали по всему миру миллионы артефактов, разложив их по археологическим слоям так, чтобы даже комар носу не подточил.

      Тихон точно знал, что системно фальсифицировать историю невозможно – слишком много несвязанных между собой источников нужно было бы изменить. И кому это могло бы понадобиться? Уничтожить наградные документы его прадеда, влезть к нему в дом, чтобы похитить его личные письма и фотографии, а потом ещё прибыть сюда, на это богом забытое кладбище, и провести здесь целую операцию по замене надгробного камня? Не говоря уже о том, что было бы невозможно заставить маму забыть обо всех родственниках!

      Значит… «Нет, осторожно, Тихон, это ненаучная зона!». Он поднялся, отряхивая порядочно нападавший на него снег,