Когда часы пробьют вчера. Марина Повалей

вдоль груди, замыкающейся на талии.

      Ускоряюсь – он напрягает бёдра, входя в меня ещё глубже. Мой стон заглушает его, и мужские пальцы смыкаются на цепочке, заставляя меня опуститься на него животом. Он входит под другим углом, и я теряю контроль, плавясь от остроты ощущения.

      Руки скользят по спине – я легонько прикусываю солоноватую кожу ключицы. Он принял это, как новый раунд: томно огладил мои бёдра, не прекращая движений внутри, я с упоением зализываю укус – его пальцы поигрались с цепочками на ягодицах. Мягко он надавил мне на попу – я опять застонала, от глубины проникновения и своего ощущения.

      – Тшш, расслабься. Я сам, – не соврал.

      Мне только и осталось, что хвататься за остатки себя, плавиться в этом заглушающем здравый смысл удовольствии.

      Когда он снова победил – я закричала, содрогаясь, чувствуя, наполняющее меня семя.

      – Останешься? – спросил, когда попытался переложить меня на другую руку.

      – Ты же знаешь, что нет, – голос не дрогнул, чего не скажешь о сердце. Самая глупая мышца. Никчёмная. Гавёная.

      Чмокнула его, куда пришлось – в бицепс, и стала одеваться.

      – Что, уже?

      – Да, завтра рано вставать.

      – Мне тоже, – он поморщился. Дела, запланированные на утро, ему, явно, не по душе.

      Мне, в общем-то тоже, но…

      – Над чем работаешь? – кивнула на бумажки, сваленные на столе.

      Негу с него как рукой сняло – рывком подхватился с постели, и, как был, так и подошёл к столу. И садиться не спешит – красуется подлец.

      Как тут удержаться? Я только и успела поправить украшения и надеть бельё, подошла вплотную, разглядывая там всякое-чего.

      – Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?

      Я фыркнула:

      – Это не мои глаза. Это глаза, которые видишь только ты, – отбрила без намёка на сожаление.

      – А мне кажется, нет, – он прикусил кончик карандаша, просто-таки вынуждая меня пялиться на его рот, – мне кажется, что глаза у тебя, как раз таки настоящие…

      – Чего только не померещится впотьмах! – я всё же поцеловала его. – Рассказывай, а не то…

      – Угрожаешь?

      – Предупреждаю, что не бывать тебе завтра бодрым и свежим.

      – Ой, напугала-напугала, – ненадолго он задумался, чтобы спросить: – ты, случайно, не с Вороны?

      Я даже не дрогнула.

      – Нет. Почему ты спрашиваешь?

      – Да так…

      Как мило.

      – Так что там? Будешь рассказывать?

      – Да всё как всегда, – голый, он сел за стол. – Опять…

      – Прикройся уже, – сунула ему на колени подушку – первое, что попалось под руку.

      – Тебя отвлекает моя неземная красота?

      Меня, ты, в принципе, отвлекаешь. Но я буду не я, если признаюсь в этом. Облезешь.

      – Так, я пошла.

      – Стой! – чужие пальцы – гавёный наручник на моём запястье. Я только выгнула бровь.

      – Прости! Останься, мне, и правда, не помешает твоя помощь. Грёбаные воришки…

      Ну вот, а сразу нельзя было?

      Меня