Энни из Зелёных Мансард. Люси Мод Монтгомери

проговорил Мэттью, до сих пор не произнесший ни слова с момента своего возвращения в дом. – Наверное, лучше её уложить уже, Марилла.

      Сестра именно об этом и размышляла. Ожидаемому желанному мальчику был приготовлен диван в маленькой комнатке при кухне, однако при всей аккуратности и чистоте, наведённых там Мариллой, такое место она считала неподходящим для девочки. Положить эту замарашку в гостевой комнате показалось Марилле чересчур. Оставался единственный вариант, а точнее – мансардная комната с восточной стороны дома.

      Марилла зажгла свечу и велела Энни следовать за собой. Девочка безучастно повиновалась, захватив по дороге, когда они вышли в прихожую, шляпу и ковровую сумку. Прихожая эта, куда ни глянь, сияла устрашающей чистотой, а мансардная комната сияла ею же ещё сильнее.

      Марилла, поставив свечу на треугольный трёхногий столик, принялась разбирать постель.

      – Ночная рубашка, я полагаю, у тебя есть? – поинтересовалась она.

      Энни кивнула.

      – Да. Целых две. Мне сшила их экономка из приюта. Они ужасно короткие. В приюте вечно всего на всех не хватает, поэтому получается всё чересчур коротким и узким. Ну, если приют такой бедный, как наш. Я ненавижу короткие ночные рубашки, но мечтать в них можно не хуже, чем в прекрасных длинных, со шлейфом и оборками вокруг шеи. Это единственное утешение.

      – Ты лучше раздевайся и поскорее ложись, а я через несколько минут вернусь к тебе и свечу заберу. Опасаюсь доверить тебе, чтобы ты сама её погасила. Устроишь ещё пожар.

      И она ушла, а Энни с тоской огляделась. Побелённые стены были так откровенно голы, что девочке показалось, они сами должны испытывать болезненную стеснительность от своей наготы. Пол тоже гол, за исключением круглого плетёного коврика посередине, каких Энни до сей поры видеть не приходилось. В одном углу стояла кровать с четырьмя низкими столбиками, два на краях изножья, два – на изголовье. В другом углу находился тот самый столик, на котором пока горела свеча и ещё лежала красная бархатная подушечка для иголок, набитая чем-то до того твёрдым, что, казалось, воткни в неё даже самое агрессивное остриё, оно немедленно затупилось бы. Над столиком висело маленькое зеркало размером шесть на восемь дюймов[4]. А посередине между столиком и кроватью было окно с занавеской из льдисто-белого насборенного муслина. И наконец, напротив окна стоял умывальник. Суровость комнаты вызвала у Энни дрожь. Вздохнув, она торопливо сбросила с себя одежду, натянула короткую ночную рубашку, запрыгнула на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, натянула на голову одеяло. Марилла, пришедшая за свечой, смогла обнаружить здесь чьё-то присутствие лишь по разбросанным на полу скудным предметам одежды да по некоторой вздыбленности одеяла на кровати.

      Подобрав с осуждающим видом одежду девочки, она аккуратно положила её на треугольный столик, взяла свечу и подошла к кровати.

      – Доброй ночи, – это нехитрое пожелание в устах Мариллы прозвучало весьма скованно и неловко, но всё же по-доброму.

      Навстречу

4

Дюйм – 2,54 сантиметра.