Энни из Зелёных Мансард. Люси Мод Монтгомери

должно быть, про Авеню? – основательно, хоть и недолго поразмыслив, ответил Мэттью. – Место такое. Глаз радует.

      – Глаз радует? – переспросила она. – Но, по-моему, это не совсем подходящие слова. И красивое тоже не подойдёт. Слишком бледно. Место восхитительное! Восхитительное! Первый раз вижу такое, что совершенно не нужно улучшать воображением. Оно само по себе прекрасно. И у меня здесь, – положила она руку на грудь, – появилась такая странная боль, от которой не плохо, а, наоборот, хорошо. У вас, мистер Катберт, такая боль бывает?

      – Ну, прямо не могу припомнить.

      – А у меня часто. Всегда, если вижу что-нибудь по-королевски прекрасное. И зря это прекрасное место назвали Авеню. Нужно было назвать его… Дайте подумаю… Белый Путь Радости. Правда, хорошее, образное название? Когда мне не нравится имя какого-нибудь человека или места, я всегда придумываю новое и дальше уже называю именно тем, что придумала. В приюте у нас была девочка, которую звали Хепзиба Дженкинс. Но я всегда называла её Розалией де Вер. И пусть другие люди называют это место Авеню, но для меня оно навсегда теперь будет Белым Путём Радости. А нам действительно осталась только миля до дома? Я и рада, и одновременно мне жаль. Поездка была такой приятной, а мне всегда жалко, когда приятное завершается. Потом, конечно, может произойти что-то ещё приятнее, но ведь в этом никогда нельзя быть уверенной. Очень часто потом, наоборот, случается что-то ужасно неприятное, я-то знаю по собственному опыту. Но я рада, что мы приближаемся к дому. Понимаете, с тех пор, как я себя помню, у меня никогда не было настоящего дома, а теперь я еду в самый настоящий дом, и стоит об этом подумать, как снова чувствую приятную боль. О, как красиво!

      Они поднялись на гребень холма, и внизу их взорам открылся пруд, длиной и извилистостью напоминающий реку. Посередине его пересекал мост, и от моста до нижней части пруда, где гряда янтарного цвета песчаных дюн отделяла его от тёмно-синего залива, вода играла и переливалась сменяющими друг друга красками чистейших оттенков – фуксии, розового, немыслимо яркой зелени и множества дивных полутонов, которым так трудно подобрать название. Верхняя часть пруда скрывалась в бахромчатых рощах елей и клёнов, и в их ажурных колышащихся тенях вода казалась полупрозрачной.

      Тут и там склонялись к пруду деревья цветущей дикой сливы, походившие на одетых в белое девушек, которые, встав на цыпочки, ловили в водной глади своё отражение. Сладко-протяжный хор лягушек доносился от верхнего берега, где было болото. А на склоне за прудом выглядывал из белого яблоневого сада маленький серый дом с ярко освещёнными окнами, хотя темнота ещё не сгустилась.

      – Это пруд Ба́рри, – объяснил Мэттью.

      – О, это название мне тоже не нравится. Я назову его… дайте подумать… Озеро Сияющих Вод. Да, именно так будет правильно. Я в этом совершенно уверена. Когда мне удаётся придумать действительно подходящее имя или название, то сердце ёкает и дрожь пробирает. А у вас тоже сердце из-за чего-нибудь ёкает и дрожь пробирает?

      Мэттью