Немножко иностранка (сборник). Виктория Токарева

осторожно касался пальцами своей ноги ее стопы. Минимальная, чуть заметная близость, но сколько нежности, родства. Они сроднились за прошедшие полгода, стали чем-то единым, и такого точечного прикосновения было достаточно, чтобы душа переполнялась нежностью и смыслом. Главное, душа не была пустой.

      По телевизору передавали концерт. Алла Пугачева пела: «Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал».

      – Это про меня, – сказал Гарик.

      Инна притихла. Она не хотела говорить на эту тему. А главное, не знала что сказать.

      Настала зима. Выпал снег. Красиво.

      В Машиной жизни произошли перемены. Ее возлюбленный частично к ней переехал, но оставался женатым на своей жене. Продолжал быть маятником.

      Путь Гарика в свой дом был отрезан. Инна ни на что не решалась. Гарик завис в неопределенности и не понимал, сколько это будет продолжаться и каков его статус. Быть «мальчиком при примадонне» он не хотел, а быть мужем ему никто не предлагал.

      Муж в понимании Инны – это тот мужчина, которого любишь тремя этажами: верхним, средним и нижним. Голова, сердце и вагина, которую природа разместила в подвале.

      В случае с Гариком полноценным являлся только нижний этаж с подвалом. А именно – страсть. Но страсть проходит, и если верхние этажи пусты, то ничего и не остается. Дом стоит пустой, и по нему гуляют сквозняки и хлопают ставни.

      Инна все понимала, но отказаться от Гарика, его дыхания, его тепла, его запаха было трудно. Практически невозможно.

      А зима была красивая. Снежная. Окна спальни выходили в белые деревья. Проснешься – и вплываешь в рай.

      В один из таких райских дней Гарик сказал:

      – Значит, так. Решай. Или мы женимся, или я ухожу.

      Инна молчала с тупым лицом. Гарик внимательно смотрел на ее лицо. Потом поднялся и начал собирать свои шмотки в большую спортивную сумку. Он не блефовал. Инна это поняла. И заплакала.

      Вещи Гарика были раскиданы по всему дому, во всех комнатах. Он ходил и собирал. А Инна двигалась за ним следом и плакала.

      – Перестань, – просил Гарик. – Ты разрываешь мне сердце.

      Инна не переставала. Он обнимал ее и целовал в слезы.

      – Пойдем погуляем напоследок, – попросила Инна.

      Они оделись и вышли на улицу.

      Гарик надел кожаную куртку на меху. Такие куртки носили летчики тридцатых годов. Ретро. Но не старье. Последний писк моды.

      Инна оделась во что-то незаметное. Ей не до красоты. Жизнь валится.

      Пусть задействован только первый этаж. Но разве этого мало? Без первого этажа вообще дом не построишь.

      Они миновали сосновую аллею и вышли на высокий берег реки.

      Будний день. Детей мало. Обычно они здесь съезжают с горки на санках, на пластмассовых тарелках и просто на собственном заду, как суворовские солдаты. Сейчас – один-единственный взрослый мужик, катается на лыжах. Одет, как бомж, во что ни попадя, но он не бомж, скорее всего научный работник. Просто не следит за своим внешним видом. На голове женская вязаная