Логика Аристотеля. Том 2. Валерий Алексеевич Антонов

во всяком случае, обозначаются одним выражением. По этой причине он сам делает свое заявление с помощью legetai (единственное число) и не говорит legontai (множественное число). Ведь среди аттических ораторов всегда было принято использовать именно эту форму выражения. Так, Платон говорит: «Вот что, Горгий, говорят (legetai) о Фемистокле». Более того, очевидно, что это слово (sc. «омонимы») было в ходу у древних и не является его чеканкой. Ведь когда оно принадлежит ему, он говорит: «Я называю» (kald), как он говорит в «Аналитике»: «Я называю термином то, во что разрешается пропозиция».

      …, которые имеют общее только имя.

      Не находим ли мы тогда омонимию среди глаголов? Действительно, мы говорим erd, и это означает как «я скажу», так и «я испытываю эротическое воздействие». Как же тогда он говорит, что омонимами являются те вещи, которые объединяет только их имя? На это мы отвечаем, что он понимает здесь «имя» (onoma) не в противоположность «глаголу» (rhema), а в более общем смысле, согласно которому каждое смысловое выражение называется именем. Как говорит Аристотель в «Толкованиях». «Итак, сами по себе глаголы – это имена» (16b 19). Таким образом, ero является омонимом и имеет общее имя, но разное определение, и между глаголами существует омонимия.

      Только.

      «Только» говорится двояко: либо в противоположность связанным вместе, как когда мы говорим, что в ванне только один человек, в отличие от других, или как когда мы говорим, что в битве остался только один (конечно, имея с собой, возможно, копье и одежду, или что-то еще, он не один, но называется «один» из-за отсутствия товарищей); либо для обозначения уникальности, как когда мы говорим о единственном солнце. В этом отрывке слово «единственный» используется в первом случае.

      Общее.

      «Общее» говорится двояко: либо <это означает> то, что причастно неделимо, например, животное (ибо все мы причастны ему неделимо; не так, что одни причастны только веществу, другие только одушевлению, третьи только ощущению), либо <это означает> то, что причастно делимо, например, поле (ибо не все прикасаются к целому, но каждый <касается> части). Несомненно, здесь он имеет в виду именно то, что причастно неделимо.

      …бытие (logos tes ousias), соответствующее имени, различно; например, и человек, и рисунок – это животные.

      Философ уверенно приводит все эти примеры, поскольку кто-то может возразить, что здесь вообще нет омонимов, а есть скорее синонимы. Ведь у Аяксов есть общее имя и определение – смертное разумное животное. Поэтому он был прав, когда говорил, что «счет бытия, соответствующий имени, различен», чтобы мы не выбрали любое определение, а не то, которое соответствует общему имени. Ведь один из Аяксов – сын Теламона из Саламины, который сражался с Гектором в одиночном бою; другой – сын Ойлея, быстроногий Локриан. Поэтому определение, соответствующее имени, для каждого из них свое.

      Но кто-то может сказать, что омонимы можно назвать и синонимами, как в случае с двумя Аяксами. Ведь они омонимы,