Логика Аристотеля. Том 2. Валерий Алексеевич Антонов

разумно, что он не называл субстанцию «субъектом». Но и тогда, сделав разделение вещей, он хотел сделать его посредством отрицания и утверждения, чтобы оно было исчерпывающим, то есть включало в себя фактически все. Это как если бы он сказал: «Среди цветов некоторые черные, а некоторые не черные». Действительно, тот, кто говорит так, включает в себя все, тогда как тот, кто говорит, что среди цветов некоторые черные, а некоторые белые, не включает в себя все; ведь он не включил> желтый, серый и другие цвета. Поэтому правильно, что Аристотель произвел разделение посредством отрицания и утверждения. (2) Другая причина заключается в том, что «субъект» говорится двояко: с одной стороны, в отношении принадлежности (huparxis), как субстанция cis субъект> для случайностей; с другой стороны, в отношении предикации, как конкретные субстанции заботятся о субъектах> для универсальных субстанций>. Ибо конкретные субстанции являются субъектами для универсальных не для того, чтобы они существовали (hupostosi) (ибо универсалии уже существуют), а для того, чтобы о них можно было сказать cthe universals>. Если бы поэтому он назвал субстанцию просто «субъектом», кто-нибудь мог бы возразить, сказав, что он называет конкретную субстанцию субъектом универсалий только в отношении предикации.

      Используя эти названия, он устанавливает четыре пары: во-первых, всеобщая субстанция, поскольку она наиболее почетна; далее, ее противоположность, я то есть конкретная случайность. Затем он отдает предпочтение всеобщей случайности перед конкретной субстанцией, потому что разговор между философами касается всеобщности.

      Следует рассмотреть, что имеет в виду Философ, когда говорит, что «среди вещей, которые есть, некоторые сказаны о каком-то предмете, но не находятся ни в каком предмете» (1a20—1). Следует также отметить, что здесь, когда он рассуждает о словах, он использует слово «сказано», но всякий раз, когда он говорит о вещах (ousion), он использует «есть».

      1a24

      Но я называю предметом [то, что находится в чем-то, не принадлежит как часть и не может существовать отдельно от того, в чем оно находится].

      Из шести <возможных> пар Аристотель теперь предлагает прояснить четыре, которые мы выделили, то есть (i) конкретную случайность, (ii) конкретную субстанцию, (iii) всеобщую случайность и (iv) всеобщую субстанцию. Он начинает с (i) конкретной случайности, потому что она яснее и проще. Поскольку, таким образом, мы понимаем вещи из их определений, он дает не определение, а скорее нечто, аналогичное определению. В чем-то он аналогичен роду, а в остальном – дифференциалу. В чем-то говорится одиннадцатью способами: во времени, в месте, в вместилище, как часть в целом, как целое в его частях, как вид в роде, как род в виде, как <аферы> управляемого в <власти или управлении> управляющего, как форма в материи, как в цели, как в предмете, например, случайность в субстанции. Затем в своем определении он принимает это за род, сказанный о многих вещах. Он добавил не принадлежащее как часть, чтобы отличить его