Чернила цвета облаков. Тая Монс

и, сладко закрыв глаза, слабо улыбнулся. Он прекрасно знал, что они сделают дальше. Знал, что стоило бы закрыть живот руками или хотя бы напрячь мышцы. Но он не сделал ничего. Желание боли было слишком велико для простого слово «мазохизм». Это было совсем другое. Что-то намного прекраснее и неощутимей.

      Парень согнулся пополам от удара. Кашель сковал лёгкие тяжёлыми цепями. Удар по спине был немного слабее кулака, врезавшегося в левый висок. Он не сопротивлялся. Не звал на помощь. «Сегодня – день благотворительности,» – подумал Мёрфи и засмеялся. Уже плевать, что он лежит на холодной сырой дороге. Плевать, у кого из этих животных лицо выглядит забавнее, когда они морщатся от злости. И плевать, что его мозги перемешались, как в блендере, а все органы будто поменялись местами. С его губ и носа стекает кровь, и это прекрасно. Прекрасно…

      Его смех, такой громкий и жуткий, раздаётся на всю улицу. Кровавая улыбка не спадает с лица даже когда мужчины в шоке отходят на пару шагов назад.

      – Ты чего лыбишься? – нахмурил брови бородатый рыжий толстяк. – Больной что ли? Да ты под кайфом, приятель, – он поморщил лицо и наклонился к парню как можно ниже. Пытался увидеть расширенные от наркотиков зрачки.

      Его сумасшествие можно было сравнить с закатом. Такое редкое, но такое часто явление. Опускающееся солнце, даже если вы смотрите на него каждый вечер, вызывает чувство расслабления и какого-то странного спокойствия. Его сумасшествие можно было сравнить с закатом… Медленно умирающий разум.

      – От чего тебя так прёт?

      Но парень не ответил. Смех его стал тише, больше не было в нём звонкости. Мужчина в самом деле ждал от него ответа. Терпение его продлилось недолго – в какой-то момент он встал в полный рост, нанёс последний удар ногой, заставив юношу скованно закашлять, и потерял в нём всякий интерес.

      Широкую мрачную улицу поглотила пустота… Где-то вдалеке мерцали уличные фонари… В такое время хотелось только тишины.

      Он взял в руку окурок сигареты, который выкинул пару минут назад, и поднёс ко рту, открыв глаза на звёздное небо. Здесь было тихо и спокойно… Не так спокойно, как обычно бывает с гитарой в руках, но сотни маленьких точек на небе не были такими уродливыми, как обычно. Ну или же ему пришлось по душе вот так валяться в переулке как выброшенный на свалку старый комод в надежде, что какому-нибудь бедолаге захочется заново вдохнуть в него жизнь.

      Запачканная в красный сигарета медленно испускала дым, затмевающий собой звёзды. Он улыбался. Лёгкое сотрясение давало о себе знать, но эта боль только приносила наслаждение. Тейлор всегда улыбался, думая о вещах, услышав которые не улыбается никто. О чём он думал?

      О том, как хочется побыть в одиночестве. Только если это одиночество означает полное вымирание человечества.

      Прошло всего несколько часов с того момента, как в новостях прогремело имя новой жертвы Жнеца. Тейлор задумчиво смотрел на книжные полки, когда-то принадлежавшие его матери. «Стоило бы перебрать этот хлам и прочесть хоть парочку книг, – думал